– Ваш клиент вчера ночью, вернее, сегодня утром бежал.
– Как бежал?! – вырвалось у меня. – Не может быть! Разве отсюда можно убежать?
Майор неохотно ответил, пожав плечами:
– Выходит, возможно.
В разговор вступил человек, сидевший в стороне от стола:
– А что бы вы могли все-таки сказать о поведении вашего клиента накануне побега? О чем он говорил, что его интересовало? Что вы можете вспомнить?
– Понимаете, – медленно сказал я, – во-первых, это все же адвокатская тайна…
– Мы понимаем. Но ведь произошло ЧП – сбежал человек. Все спецслужбы Москвы работают сейчас в усиленном режиме. Его ищут, и я думаю, что мы его рано или поздно найдем. И в ваших же интересах нам помочь. Мы будем выяснять, кто причастен к побегу, поэтому от вас мы хотим услышать только искренние ответы. Кстати, мы не спрашиваем о сути вашего дела. Нас интересует только факт его побега, и поэтому мы хотим знать о его поведении.
– Я ничего не могу сказать. Поведение всегда было ровным. Вы ведь обладаете нужной информацией. – Я намекал на аудио– и видеозаписи наших бесед.
– Информацию мы изучаем, – сказал второй человек в штатском, – но нам необходимо услышать ваше мнение.
– Но он со мной этим не делился, да и какой смысл было ему говорить со мной о побеге?
В конце концов меня прекратили расспрашивать и выпустили. Настроение упало, идти работать с Леней С. совершенно не хотелось. Я направился к выходу, но не успел дойти до последней двери по коридору, как меня окликнули. Обернувшись, я увидел одного из моих собеседников в штатском.
– Нам необходимо с вами еще раз побеседовать, но не здесь.
«Понятно, – подумал я. – Наверняка еще и задержат, хотя бы для выяснения личности».
– Я должен с вами куда-то проехать?
– Да, вы правильно поняли, – спокойно сказал собеседник. – Там мы поговорим в спокойной обстановке.
Мы сели в черную «Волгу» с тонированными стеклами. Мой собеседник устроился на переднем сиденье, а рядом со мной оказался незнакомый оперативник.
Я становлюсь героем дня
Пока мы ехали, я думал только об одном: могут ли они вообще меня задержать? Пожалуй, могли бы. Я лихорадочно соображал, нет ли у меня какого-либо компромата в портфеле, в карманах… Но кроме записки, которую передала мне Ирина для Лени С., дескать, жива, здорова, люблю, надеюсь, – у меня ничего больше не было. Пачки сигарет и зажигалки никто не мог у меня изъять.
Машина подъехала к Большому Кисельному переулку, где располагалось Управление ФСБ по Москве и Московской области. Мы вышли из машины. Сопровождающий меня сотрудник в штатском предъявил свою красную книжечку прапорщику, осуществляющему контрольно-пропускной режим, и сказал:
– Он со мной.
Мы поднялись на третий этаж и очутились в приемной какого-то большого начальника. Мой сопровождающий предложил мне сесть и подождать.
Просидел я в приемной минут двадцать, и мне ничего не оставалось, как внимательно разглядывать «предбанник». Это была просторная комната с большими окнами, примерно в два с половиной метра высотой. У одного из них сидел помощник, или секретарь-референт, в военной форме с погонами капитана. На столе стояло несколько телефонов, на одном был герб страны. Стало быть, хозяин кабинета занимает высокий пост в иерархии ФСБ.
Наконец раздался телефонный звонок, помощник взял трубку и сказал:
– Проходите, вас ждут.
Кабинет оказался еще просторнее, чем приемная. Казалось, обстановка кабинета сохранилась еще с тридцатых – сороковых годов, со времен Берии, Абакумова: те же длинные ковровые дорожки, столы с зеленым сукном. Хозяин кабинета был в штатском, а с фотографии, висевшей рядом, смотрел он же, только в генеральской форме.
Мой сопровождающий и собеседник из СИЗО уже сидел перед генералом с какими-то бумагами. Несколько листков лежали перед ним на столе.
– Садитесь. – И он показал мне рукой на стул, даже не представив нас друг другу.
– С вами уже говорили в следственном изоляторе. У нас с вами будет немного другой разговор.
– Пожалуйста, слушаю вас.
– Вы понимаете, куда вы попали?
– Конечно.
– Вы понимаете, насколько серьезна наша организация и какие серьезные вопросы мы решаем?
– Без сомнения.
– Нам необходимо поговорить с вами по поводу побега вашего клиента.
– Но чем я могу вам помочь? Я же все сказал в следственном изоляторе. Ничего больше я не знаю.
– Ну, положим, мы верим вам, – сказал генерал. – Но нас интересует другое. Какие у вас были контакты с работниками следственного изолятора «Матросская тишина» и знали ли вы кого-нибудь из них близко?
Я спросил:
– Что вы понимаете под словом «контакты»? Если называть контактами короткие встречи с конвоиром, который приводил мне клиента, то да, такие контакты у меня были. Никакого другого общения у меня ни с кем не было.
– А вы знали вот этого человека? Генерал протянул мне фотографию молодого парня в военной форме, с открытым лицом.
– Нет, этого человека я никогда не видел.
– А знаете ли вы человека по фамилии Меньшиков?
Я помолчал, перебирая в памяти своих знакомых.
– Нет, такой фамилии я никогда не слышал.
– А ваш клиент никогда не говорил вам, что у него появились какие-то связи с работниками следственного изолятора?
– Нет, таких разговоров не было.
– А он не говорил, от кого получал питание из ресторанов?
– Нет, этого я не знаю.
– Что же все-таки вы можете сказать нам по поводу его подозрительного поведения?
– Никакого подозрительного поведения я не заметил. Да и в чем оно должно было выражаться? Если он готовил какую-то акцию и не счел нужным посвятить меня в это, то с какой стати держаться со мной подозрительно? Не могу понять.
– А какие планы он строил?
– Очень простые. Мы готовились к суду, изучали судебную практику по похожим делам, он даже просил журналы мод принести.
– Журналы мод? – удивился генерал.
– Да, он подбирал себе костюм, от Версаче.
– А почему именно от Версаче?
– Хотел импозантно выглядеть на суде. Подбирал галстуки, оправу для очков.
– Насколько нам известно, – вступил в разговор человек в штатском, – у него не было проблем со зрением.
– Я не знаю, может быть, он хотел выглядеть на суде посолиднее. Он просил заказать ему золотую оправу с простыми стеклами. Он считал, что внешний вид может оказать существенное влияние на отношение к нему судей.
