На следующее утро практически во всех центральных газетах была подробная информация о смерти Андрея. К тому же выяснилось, что в это же время при таинственных обстоятельствах умер и подельник Андрея, Илья. Почему-то газеты писали: «в связи с сердечной недостаточностью».
Да, я знал, что в тюрьмах и следственных изоляторах часто умирают люди, и именно «в связи с сердечной недостаточностью». Но, насколько мне известно, Илья был здоровым парнем и на свое здоровье никогда не жаловался.
Все это выглядело очень странным. Что мне оставалось делать?
А вечером меня ждала очередная неожиданность. В дверь моей квартиры позвонили.
– Откройте, это ваш участковый.
В квартиру вместе с ним вошли двое в штатском.
– В чем дело? – поинтересовался я.
– Мы пришли к вам, – назвали они меня по имени-отчеству, – для выполнения следственных действий.
– Каких еще следственных действий? О чем вы? Вы меня ни с кем не перепутали? – удивился я.
– Нет. Вы ведь адвокат такой-то? – назвали они мою фамилию.
– Да. А какие могут быть следственные действия?
– Вот ордер на обыск вашей квартиры.
– При чем тут обыск? В связи с чем?
– В связи с тем, что вы являетесь свидетелем по делу об убийстве Андрея, – они назвали фамилию моего подзащитного.
– Но я же не могу быть свидетелем, я его адвокат!
– Все вопросы к прокурору, – прервал меня один из сыщиков. – Нам приказано провести у вас обыск.
– Хорошо. Но сначала покажите мне ваши документы.
Оперативники показали мне «корочки». Да, это была именно та организация, которая вела так называемое оперативное сопровождение этого уголовного дела. То есть пожаловали коллеги моих знакомых оперативников.
– Ну что ж, приступайте, – сказал я. – Но необходимо пригласить понятых.
– Да, конечно, – сказал участковый и тут же вышел звонить в соседние квартиры.
Наконец вошли соседи, живущие напротив меня.
– Мы приступаем, – сказал оперативник, прошел на кухню, достал протокол обыска и стал его заполнять.
– А можно поинтересоваться, что вы будете искать? – спросил я.
– Да, – спохватился один из оперативников. – Мы предлагаем вам сразу выдать оружие, наркотики и иные предметы, запрещенные законом.
– Так, – сказал я. – Я сразу хочу записать в протокол, что ни оружия, ни наркотиков, ни иных запрещенных предметов я не имею. – И, обращаясь к своим соседям-понятым, я сказал: – Попрошу вас быть очень внимательными, поскольку не исключается возможность того, что мне могут подбросить что-либо запрещенное.
– Ну что же вы так! – сказал один из оперативников, назвав меня по имени-отчеству. – Неужели думаете, что мы способны на такое? Нам этого не нужно. Мы ищем только то, что касается смерти вашего клиента. У нас есть оперативные данные, что вы вынесли из следственного изолятора какие-то записки на волю в отношении его. А поскольку в данное время ведется следствие по факту его убийства, то, как вы понимаете, любые записи имеют колоссальное значение для следствия. Поэтому мы вас убедительно просим, – он вновь назвал меня по имени-отчеству, – выдать те записи, которые вы взяли.
– Еще раз повторяю, что никаких записей я не выносил и ничего у меня нет, – сказал я.
Обыск оперативники начали достаточно вяло. Вскоре я понял, что их ничего не интересовало, только мои личные записи. Они без всякого энтузиазма отнеслись к газовому оружию, которое хранилось у меня дома, не проявили никакого интереса к пистолетным кобурам. Один даже примерил кобуру.
– Что же вы так равнодушно на это смотрите? – не удержался я.
– Это нас не интересует, – отмахнулся один из оперативников.
– Что же вас интересует?
– А вот это секрет фирмы, – улыбнулся он.
Переходя из комнаты в комнату, оперативники просматривали вещи. Они вели себя корректно. Я понял, что подкинуть что-либо они задания не имеют. Скорее всего, это просто обыск.
Наконец они сказали:
– У вас есть радиотелефон?.. Можно его попросить?
– Извините, а зачем он вам? У меня есть официальное разрешение на право пользования им.
– Мы должны посмотреть ваш телефон, – настаивали оперативники.
Я протянул им телефон.
– Так, – сказали они. – Вот постановление о его изъятии.
– А какое право вы имеете изымать телефон? – спросил я. – Он является моей частной собственностью.
– Дело в том, что радиотелефон нам необходим для изучения.
Я понял, что они наверняка будут изучать звонки, которые поступали, или кому звонил я. А может, мне пытаются поставить подслушивающее устройство? Ладно, пусть берут, какое это имеет значение…
– Хорошо, берите, только внесите в протокол, что я не согласен с фактом изъятия.
– Пожалуйста, – согласились оперативники. Один из них стал вписывать это в протокол.
– Можно ваши записные книжки?
– Какие еще книжки? Вы знаете о том, что Конституция гарантирует гражданину тайну переписки?
– Все это так. Но существуют интересы следствия. Вы понимаете, что это дело неординарное. И сейчас нас интересует, прежде всего, установление истины. Поэтому мы просим вас передать нам ваши телефонные книжки.
– У меня телефонных книжек нет, – соврал я.
– А как же вы звоните? – удивился оперативник.
– А я все номера помню наизусть.
– Позвольте вам не поверить.
– А как вы можете доказать, что у меня есть телефонные книжки? – улыбнулся я. – Вы же их не нашли. – При этом я стал вспоминать, куда мог деть их.
– Ну хорошо, пусть будет так, – махнул рукой оперативник. – Все, обыск закончен.
Он продолжался полтора часа.
– Ну что, теперь мы попросим вас поехать с нами, – сказал оперативник.
– Это еще куда?
– Следователь хочет с вами поговорить.
– Я никуда не поеду, – наотрез отказался я. – Уже десять часов вечера. Время позднее.
– Вам лучше поехать с нами, – сказал один из оперативников.
– Я никуда не поеду! – повторил я. – Пусть он вызывает меня официально. И потом, куда я должен ехать, к какому следователю? Вы ведь должны понимать, что меня могут вызвать только по конкретному уголовному делу.
– Да, и такое конкретное дело существует. Вы проходите по нему как свидетель.
– По какому делу?
– Об убийстве вашего клиента.
– Вы хотите сказать, что я его убил?
– Это все будет решать следствие, – сказал оперативник. – Наша задача – доставить вас на беседу со следователем.
