– Прямо так и говорит?
– Да. Хлыщ черножопый. Раджи. Ра-джи… Подумать только. Словно у него нет фамилии. Что тебе Принс!
– Хотите, я поговорю с ним? – предложил Чили.
Она обдумывала его предложение и ответила не сразу.
– Вы хотите попробовать освободить меня от контракта?
– Ага, объявить ему, что вы увольняетесь. Но вот что мне непонятно, это почему вы, зная, чем вам предстоит заниматься, подписали с ним этот контракт?
– Он увидел меня в клубе – это был вечер открытого микрофона – и начал вешать мне лапшу на уши о том, какую замечательную группу собирает. Этот тип – прирожденный сводник и сутенер.
– У него своя фирма или как?
– Он в доле с фирмой «Кар-У-Сель-увеселение. Администрирование и реклама». Они раскручивают «Кошачий концерт», парней, которые выступали перед нами, видели? И еще кое с кем работают. Раджи занимается администрированием, если можно это так назвать, а один парень, с виду настоящий бандит, Ник Кар, отвечает за рекламу и промоушн.
– Он и есть бандит, – сказал Чили, – или был им. Ник Каркатерра. Никак не уймется. Знавал я его. Правда, дел с ним не имел.
– Я совсем забыла, – сказала Линда, – что вы тоже темная лошадка.
– Никогда себя таковым не считал. Правда, мне приходилось заниматься продажей товаров, вывалившихся из фургонов – платьев там, меховых манто, замороженного апельсинового сока… Потом я давал деньги в рост во Флориде…
– Может быть, вам и стоит переговорить с ним, – сказала Линда, окидывая взглядом помещение. – Он был возле бара, когда мы выступали. – Теперь она говорила несколько иначе, не так уверенно. – Но вы не знаете его.
– Вы говорите, он сутенер. Наверное, я знаю его получше вашего.
– Я сказала, что он сутенер не в буквальном смысле. Хотя он способен и на такое – ведь он и стриптизершами занимается.
– Я понимаю, что вы имеете в виду: грязный тип, пробы ставить негде. Вы хотите, чтобы я с ним поговорил? Я поговорю. Мне это нетрудно.
Линда не ответила. Порывшись в карманах шортов, она извлекла оттуда смятую пачку сигарет. Чили вытащил из нагрудного кармана спичку и чиркнул ею о ноготь. Взглянув на него, Линда откинула волосы со лба и наклонилась к нему, чтобы прикурить. Потом, отвернувшись, выдохнула в сторону струйку дыма и, выпрямившись, оглядела зал.
– Вот он. С мисс Сайгон.
Чили бросил взгляд туда, куда она указывала.
– Большой такой парень?
– Нет, это Элиот, телохранитель Раджи. Он самоанец.
Островитянин был настоящий великан и вид имел живописный в этой своей безрукавке и надвинутом на самые брови головном платке, из-под которого до самых плеч свисали черные космы.
– Элиот? Ну и ну, – покачал головой Чили.
– А второй – это Раджи, – сказала Линда. – Этот хлыщ.
Рука Раджи обвивала плечи азиатской цыпочки; он был на целую голову выше девушки, но выглядел малышом по сравнению с самоанцем. Однако это его не смущало – держался он уверенно, давая всем понять, кто тут главный.
– Такие, как Раджи, обычно на углу каком-нибудь стайкой околачиваются. Топчутся, дурачатся, а сами ждут, когда им обломится добыча. На кой черт ему телохранитель?
– Наверное, по глупости. А Элиоту стоит только бровью шевельнуть, глянуть вот так – и ты у него в кармане. Хочет стать кинозвездой.
– А там это ценится – шевелить бровями?
– Наверное.
– Хотите со мной подойти или здесь подождете? – спросил Чили. Он смотрел, как Линда затянулась сигаретой. Нервничает.
– Мы его подставим, – сказала Линда. – Он меня так просто ни за что не отпустит. Уж какую-нибудь гадость да придумает. Вита его боится.
– Вита?
– Черная цыпочка.
Чили высыпал монетки на стойку бара, чтобы расплатиться.
– Посмотрим, что он скажет.
– Я что хочу объяснить, – продолжала Линда, – что это может нарушить все его планы. Он уже и новые песни получил, и двух новеньких неамериканок себе подыскивает. Подписал контракт на новое название группы, но Вита слышала – у нее на рекорд-студии приятель, – будто там они что-то заколебались, хотят другую группу. А если я или она уйдем, вся сделка полетит к черту.
– Ну, это понятно, – сказал Чили, разглядывая Раджи, по-прежнему не снимавшего руки с плеч миниатюрной азиатки, его собственности, – ведь без вас двоих какое может быть выступление?
– Дело не во мне, – сказала Линда. – Просто по закону компании предоставляется такое право: если кто-то покидает группу, кто бы он ни был, все равно они могут порвать контракт, аннулировать сделку. Вита говорит, что они только и ждут повода это сделать, поэтому мне и надо оставаться, если я не хочу неприятностей.
Чили опять бросил взгляд через зал:
– Они уходят. Пойдем и мы. Нагоним их на улице.
Линда тронула его за плечо.
– Знаете, не надо этого делать.
Он повернулся к ней с некоторым удивлением.
– Но мы же хотели посмотреть, что будет. Разве не так?
– Я забыла, – сказала Линда, – что вы просто используете меня. Я для вас лишь материал для кинокартины.
– Мы взаимно используем друг друга, – сказал Чили.
5
Они вышли как раз вовремя, чтобы увидеть, что Раджи и мисс Сайгон движутся по направлению к припаркованному возле служебной двери клуба «линкольну» типа лимузин, а Элиот уже поджидает их, стоя около машины.
– Интересно, что едят эти островитяне, чтобы стать такими здоровяками? – заметил Чили. – Он похож на шкаф. А вот на Элиота он вовсе не похож.
Со стороны можно было подумать, что они просто прогуливаются – Линда опирается на руку Чили, размышляющего о габаритах островитян. Его уверенность породила в ней надежду. Хотите, я поговорю с ним? Но вот сейчас это должно произойти, и она нервничает и чувствует потребность болтать, рассказывая Чили о том, что грузовичок этот принадлежит оркестрантам, что музыканты они несерьезные, играют не то чтобы очень – Раджи собирается их вот-вот заменить, еще до того, как «цыпочки» запишут диск. Оркестранты выносили свои инструменты и усилители через служебную дверь, над которой на стене был подвешен гигантский светящийся бокал для мартини. Линда смотрела, как отливают золотом в свете этой вывески их напомаженные губы, и думала: «Золотая корона». Несчастная, втюрившаяся девка напомадила себе хохол, чтобы понравиться никчемному кретину – рок-музыканту, а он лишь смеется над ней. Начать медленно, протяжно, потом печальный рефрен, а когда он смеется над ней, – там громче, назойливее. Она вообразила, как исполняет для Чили эту песню, если та получится, а потом объясняет ему, что натолкнуло ее на мысль. «Помните вечер и „Страну мартини“?» Она покосилась на Чили.
