– Это рост главного героя, не подходящий к его занятию?
– Ну, он небольшой. Но все равно Майкл Вир – это Майкл Вир.
– Тогда что же вас смутило?
– Он чересчур самоуверен. Терпеть не могу мужчин, уверенных, что они все на свете знают. А какие еще фильмы вы делали?
Он слушал, как его голос после паузы ответил: «Пропащий». Признался.
Когда она сказала: «Но я это не видела», – он произнес:
– Продолжение обязано превосходить по качеству первую картину. Иначе оно снимается с проката. В настоящее время я нахожусь в стадии предварительного обдумывания: прокручиваю в голове одну идею, прикидываю, что может из этого выйти.
– А можно узнать, что это будет?
– Пока что я успел придумать девушку из службы знакомств.
– Шутите!
– Но настоящее ее призвание, занимающее все ее мысли, – это музыка.
Пауза, а потом голос Линды:
– Вы прочли наше рекламное объявление и позвонили… А давно вы это прокручиваете в голове?
– Наверное, с того момента, когда третьего дня открыл почтовый конверт, и мне пришла в голову эта идея. Идее стоит только зародиться, и процесс пошел – одна идея ведет за собой другую.
– Уж наверное, – сказала Линда. На этот раз слова ее прозвучали сдержанно, почти холодно. – Ну и что будет потом? Я стану звездой?
– Девушка из службы знакомств может стать героиней картины. Но пока что я не знаю, что будет потом. Там увидим. Мне нелегко объяснить вам метод моей работы. Могу я узнать ваш возраст?
– А какой бы вы хотели?
Она произнесла это с легкой издевкой, что ему понравилось.
– Скажу, что идеальным был бы возраст между двадцатью пятью и тридцатью. Что-нибудь в этом роде.
– Мне двадцать девять лет. Уроженка Одессы, штат Техас. Родилась в день смерти Дженис Джоплин. Для роли подходит?
Так вот откуда этот ее выговор, особенно заметный, когда она сердится. Он услышал, как, сдерживая смех, поясняет:
– Я сейчас не подбором актеров занимаюсь, Линда. Я обдумываю идею фильма, не больше, честное слово.
Линда:
– Но все же вам интересно знать, как я выгляжу.
Его любопытства хватило на то, чтобы спросить:
– А вы хотите описать мне себя?
Она это и сделала, была не была, сказав так:
– Вам будет приятно узнать, что я чертовски привлекательна, метр пятьдесят девять на каблуках, попка аккуратная, волосы светло-русые. Вам требуется блондинка? Я покрашусь в блондинку. Теперь вам, Эрнест, полагается наобещать девушке выполнить все ее желания, и если она дурочка, то развесит уши, и вей из нее веревки, пока она не сообразит, что все ваши обещания – пустой треп. Хотите знать мои желания?
Не надо было говорить ей свое настоящее имя. Не любил он, когда его называют Эрнест. Или Эрни. Его бывшая жена взяла когда-то за правило так его называть: «Эрни, если ты уже встал, не принесешь ли мои таблетки?» В их разводе это тоже играло не последнюю роль. Так и тут. Говоришь с ней полу в шутку, полувсерьез, а она вдруг огорошивает тебя вопросом: «Хотите знать мои желания, Эрни, или не хотите?» Наглая девчонка, но очень уж нравится ему ее голос, и он проглотил это, проявил терпение, начав объяснять:
– Знаете, работаю я следующим образом. Начинаю с характеров, а сюжет является потом, иногда уже в процессе работы. Например, имеется девушка из службы знакомств. Что может происходить с ней? Встречаясь с одинокими мужчинами, она влюбляется в одного из них? Не думаю. Девушка эта мечтает сделать карьеру в музыкальном мире. Но она работает с группой, занимающейся перепевами «Спайс герлс», всякой попсой, а ее от этого с души воротит, потому что у нее есть собственный стиль, стиль оригинальный, а она между тем занимается подражаниями какой-нибудь группе, вроде «Обезьянок», модной, но не блещущей талантами. Единственная отдушина – это бэк-вокал, в то время как писюхи, которым она подражает, становятся настоящими звездами, чье состояние исчисляется в миллионах, чьи диски идут нарасхват.
Линда: У таких же писюх тинейджеров.
Чили: Но они работают как бешеные, ведь правда? Удача к таким и приходит.
Линда: Чаще всего. Они как куклы. Делают, что им велят.
Чили: Но где это сказано, что для успела обязателен талант?
Линда: Не в этом дело.
Чили: Может быть, и не в этом, но тем не менее это так. А теперь пусть девушка из службы знакомств откроет мне самое сокровенное желание.
Линда: Петь свое со своим ансамблем.
Чили: Так почему же она не делает этого?
Линда: Вы не знаете, что такое шоу-бизнес.
Чили: Почему она не наподдаст этих своих цыпочек?
Линда: Долго объяснять.
Чили: Больше полутора часов?
Он услышал, как она чертыхнулась, а потом уже другим голосом сказала:
– Старший идет. Наверное, опять подслушивал.
В трубке замолчали, и запись окончилась.
Чили прошелся по дому, включая повсюду свет – в доме было сумеречно даже днем из-за высокой живой изгороди и банановых пальм по фасаду.
Он купил этот дом три года назад, когда Карен Флорес вдруг переменилась к нему: стала тихой и подчеркнуто вежливой, а в конце концов сказала, что у нее есть другой, как оказалось, мужчина с золотистыми ретриверами ему в масть и трубкой, не с кальяном для курения марихуаны, а настоящей трубкой – этот сценарист, черт его дери! Чили не мог этому поверить. Но Карен вела себя так странно – после всех ее картин, этих бесконечных сериалов про подонков, где ей приходилось вопить страшным голосом, она ходила сейчас с таким видом, что казалось, что она вот-вот завопит просто так, безо всякой на то причины. Или же он ловил ее на том, что, занимаясь с ним любовью, она наблюдает за ним, вместо того чтобы самозабвенно предаваться чувству, словно в минуты, когда он дотрагивался до нее, она боялась закрыть глаза. Словом, как бы там ни было, лучше и комфортнее ей явно было с мужиком, державшим золотистых ретриверов, а не с бывшим ростовщиком из Майами. А почему – бог весть…
Женщине – агенту по продаже недвижимости он объяснил, что хочет что-нибудь в районе трех сотен, так как не уверен, что задержится здесь надолго. Агент сказала:
– В пределах этой суммы можно подыскать что-нибудь в районе лос-анджелесского Саут-Сентрал, домик, не полностью раскуроченный во время беспорядков.
Бойкая такая еврейка. Эту маленькую гасиенду за высокой живой изгородью она продала ему за четыреста сорок девять тысяч и сама же отделала ему интерьер, не взяв за это платы и обставив дом мебелью в стиле ретро за тридцать тысяч, которую раздобыла в салоне своего родственника на Мельроуз. Домик был вполне мил, но миниатюрнее, чем Чили хотелось бы. Стоя в тесной гостиной, он сказал:
