Проходя мимо столовой, Гарри снова услышал истерический крик
Красицки. В тот же момент мимо него промчался Линд, на ходу вытирая руки.
В столовой находились капитан с Барсе-том и еще двое мужчин.
Руки и ноги Красицки уже были связаны, но он все еще пытался
выскользнуть из тисков обоих мужчин, продолжая с пеной у рта что-то кричать на
неизвестном языке.
— Отпустите его, — велел Линд. — Дайте мне с ним поговорить.
Мужчины отпустили поляка и отступили назад.
Линд спокойно заговорил с Красицки:
— Мы ничего вам не сделаем. Не беспокойтесь.
Но тот продолжал что-то лепетать на своем непонятном языке.
Тогда первый офицер послал Барсета узнать, не говорит ли кто из команды
по-польски. Но Барсет остался стоять на месте и ответил, что сам уже пытался
выяснить этот вопрос, и оказалось, что этого языка никто здесь не знает.
Линд вышел и вернулся со своим ящичком.
— Во всяком случае, мы должны его успокоить, — заявил он и
достал шприц.
Когда Красицки это увидел, то понадобились усилия уже трех
мужчин, чтобы удержать этого тощего человечка» пока Линд делал ему инъекцию. У
Годарда весь желудок словно перевернулся при виде этого зрелища.
Через несколько минут поляк как-то обмяк. Линд послал
Человека за носилками, а Годард прошел в салон посмотреть, нет ли там Карин или
миссис Леннокс. В салоне никого не было, но в одном из иллюминаторов он увидел,
как по палубе прошла Мадлен, и вышел к ней. Она стояла, прислонившись к
поручням. Они смущенно посмотрели друг на друга, после чего он сказал ей, что
Эгертон умер.
— Какой ужас, — прошептала миссис Леннокс. У меня, видимо,
на всю жизнь останется этот кошмар перед глазами.
Подошла Карин, и Гарри сообщил ей то же самое.
— А что будет с Красицки? — поинтересовалась она.
— Передадут властям в Маниле, а потом будет приблизительно
так же, как в произведении Кафки. В открытом море от руки поляка, имеющего
бразильское подданство, погибает англичанин, но поляк, судя по всему,
невменяемый, не может быть предан суду и судим за убийство. Все это происходит
на корабле, который идет под панамским флагом, но, судя по всему, никогда не
видел этой страны. Конечно, Красицки изолируют, но какой от этого будет толк —
неизвестно.
— А мистер Эгертон? — спросила Мадлен Леннокс. — Он будет
погребен прямо в море?
— Этого я не знаю, — ответил Годард. — Все, наверное, будет
зависеть от желания его родственников. Если труп обложат льдом, то его,
наверное, можно будет сохранить до Манилы. Конечно, если «Леандр» имеет такие
возможности.
Карин Брук передернула плечами:
— Как все это ужасно и бессмысленно! И все из-за того, что
мистер Эгертон был похож на какого-то другого человека.
— Видимо, на какого-то немца, — заметил Гарри. — Возможно,
во время войны они встретились в концентрационном лагере. Но почему вы все время
говорите «мистер Эгертон»? Ведь он был полковником.
— Он просил не называть его так, — объяснила Карин. —
Сказал, что это звучит сухо и помпезно. — Она смахнула слезу. — А он был таким
милым человеком! — С мрачным видом Карин уставилась на закат.
Этот человек прошел всю войну, думал Годард, смерть грозила
ему на Каждом шагу, но ему удалось ее избежать. А теперь вот наткнулся на
хилого и тщедушного сумасшедшего, и тот принес ему смерть.
Линд появился из-за угла палубной надстройки и поманил его
рукой.
— Я хотел бы вам кое-что показать, — сказал он.
Годард последовал за ним в каюту Эгертона. Перед дверью
стояли боцман и еще один человек. Капитан был в каюте. Труп Эгертона все еще
лежал на койке, но теперь был прикрыт.
— Взгляните, — сказал Линд и стянул покрывало с лица
убитого. Черная повязка, закрывающая глаз, сползла или была снята и лежала
рядом со щекой.
Годард удивленно вскрикнул:
— Черт возьми!
Оба глаза Эгертона были закрыты, но левый, тот, что раньше
прикрывала черная повязка, имел такие же округлые очертания, как и правый.
— Когда мы его хотели положить на носилки, повязка
соскользнула, — объяснил Линд и большим пальцем осторожно приоткрыл веко
Эгертона. Потом также осторожно закрыл его. — Совершенно нормальный глаз.
Повязка была только ширмой.
— Но зачем это было нужно? — спросил Годард. — Может, его
глаз не воспринимал свет?
— Фотофобия? Но ведь кори у него не было, и к тому же глаз
не воспален. Между тем на фотографии на паспорте он тоже с повязкой.
Капитан Стин протянул Годарду паспорт. С фотографии на
Годарда смотрело узкое лицо с повязкой на одном глазу.
— К сожалению, мы должны были проинформировать вас об этом,
мистер Годард, так как в Маниле вы тоже будете вынуждены выступить свидетелем.
— Да, конечно, — ответил тот. — Но все это мне непонятно. —
Он посмотрел на Линда. — Может, у вас есть какие-то предложения?
Первый помощник покачал головой:
— Нет. Возможно, конечно, что у него был нервный тик, но
ничто не говорило и за это.
— Что ж, тоже какое-то объяснение. А как насчет похорон? Вы
нашли в паспорте какие-нибудь данные о том, кто должен быть извещен о
несчастье?
— Одно имя нашли, — сказал капитан. — Но эта женщина, по
всей вероятности, не родственница. Некто сеньора Консуэла Сантос из
Буэнос-Айреса. Ей уже сообщили о случившемся.
Годард кивнул, и Линд снова набросил покрывало на лицо
мертвого.
— Вы свободны, — крикнул он людям, стоявшим за дверью.
Гарри вернулся к себе в каюту, налил мартини и прошел с ним
в салон. Уже темнело. Вошел Барсет, зажег свет и закрыл занавески на
иллюминаторах, так как они находились непосредственно под капитанским мостиком.
— О Боже ты мой! — простонал стюард. — Я практически весь, с
ног до головы, покрыт гусиной кожей.
— Куда поместили Красицки? — поинтересовался Годард.
В лазарет, туда, где раньше были вы. На дверь навесили еще
один замок. Первый помощник здорово накачал его снотворным, но он продолжает
подавать голос, так что на нижней палубе сегодня вряд ли кто заснет.
— Будем надеяться, что он все-таки угомонится, ведь силенок
у этого человека маловато. Если будет продолжать бушевать, то сам себя погубит.
