Мадлен Леннокс перебила его:
— О, все понятно! Значит, стреляют холостыми патронами? Даже
в зеркала и лампы?
— Разумеется! Это же ясно, как Божий день. Если бы в кино
использовались настоящие патроны, нас бы уже давно посадили за решетку. Но
знаете, что дало бы всей сцене заключительный аккорд? Только очень опытный и
смелый режиссер смог бы додуматься до такого!
— Что же? — спросил Линд. Он сидел, вытянув свои длинные
ноги через подлокотник кресла, попивая кофе и внимательно слушая Годарда.
— Звон серебряной посуды среди всеобщей тишины. Я имею в
виду тот момент, когда Майер падает и тянет скатерть на себя. Это мелодичное
звяканье серебра заставило бы зрителей затаить дыхание. И если бы режиссер
придумал какой-нибудь более эффектный трюк, то его можно было бы назвать
гением…
Сказав это, Годард в тот же самый момент почувствовал, как
по его спине пробежал холодок — словно кто-то провел холодными щипцами вдоль
позвоночника. И еще ему показалось, будто волосы на затылке у него
приподнимаются. Он посмотрел на Линда, который все еще слабо улыбался. Наконец,
окончательно осознав, что именно им только что было произнесено, Гарри понял,
что секунду назад заглянул в глаза дьяволу.
— А здесь, кажется, природа искусства предпочла зеркало, —
пробормотал Линд.
Выходит, они оба подумали об одном и том же, он и Линд.
Остальные так ничего и не заподозрили.
Глава 7
Годард лежал на койке в своей каюте совершенно раздетый и
размышлял. Как много людей втянуто в эту авантюру? Боцман, высокий матрос по
имени Отто… И все? А что можно сказать о радисте? О капитане Стине? Когда
человек задумывается над вопросами подобного рода, у него по спине пробегают
мурашки. Любой мог быть замешан в это дело, а Годард даже не знал, насколько
все это соответствует действительности. Возможно, Линд уже заподозрил, что он
догадывается. Когда имеешь дело не с человеком, а с дьяволом, никогда не
знаешь, что случится в следующую минуту. И нельзя недооценивать этого человека,
ибо ошибку можно сделать только один раз.
Непогода наконец добралась и до них, а грозовой эпицентр все
приближался и приближался. Жаркий, насыщенный влагой воздух был спертым.
Вентиляторы лишь гоняли его по каюте, но свежести не приносили. Дверь была
открыта, зато опущены дверные жалюзи. Со стороны рубки послышался звон склянок.
Они пробили три раза. Значит, уже одиннадцать.
— Так как это он сказал? «Если бы режиссер придумал
какой-нибудь более эффектный трюк, то его можно было бы назвать гением».
Еще парочка подобных замечаний, и другой парусиновый мешок,
но уже с содержимым, соскользнет с козел в воду. Линд исполняет на судне
обязанности врача, а поскольку игры воображения ему не занимать, то не придется
и ломать голову над причиной смерти.
«Его нашли мертвым у себя в каюте. Отказало сердце». Или:
«Улегся пьяным спать с горящей сигаретой, поджег постель и задохнулся в дыму».
Или: «Упал и проломил себе череп. Умер спустя два дня, так и не приходя в
сознание».
Любая из этих фраз вполне может сгодиться для корабельного
журнала, а в трупе между тем будет такая доза морфия, которая могла бы убить и
динозавра. Разумеется, каждый случай смерти проверяется, но на сей раз
благодаря обстоятельствам это будет сделано чисто теоретически, потому что труп
будет покоиться на глубине в несколько тысяч футов, на дне Тихого океана.
Годард пытался убедить себя, что возможно, ошибается. Он же
ничего не знал, только предполагал и гадал. Понимал, с какой целью это могло
быть сделано и каким образом, но ни одного доказательства у него не было.
Сверкнула молния, загремел гром, появился даже ветер,
принесший прохладу. Может, это временной порядок получения радиограмм сыграл с
ним злую шутку, разбудив недоверие? Когда миссис Леннокс задала вопрос
относительно холостых патронов, он сразу попался в ловушку.
Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим.
Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что сделано? Ведь
вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок ко всему
присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.
Но что в таком случае нужно думать о Красицки или как его
там величать? Если вся сцена действительно разыграна, то вне всякого сомнения
должен быть подготовлен и побег. Независимо от того, каким бы высоким ни было
вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же
образом им удастся организовать побег Красицки?
Может, после того, как его передадут властям Манилы? Только…
Только версия эта имеет одну заковырку: ведь совсем не исключалось, что жил на
свете действительно польский еврей по фамилии Красицки, который был ботаником и
погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь
снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в
этом случае его не выставляли бы напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить
аферу. А паспорта могли подделать великолепно — зачастую фальшивые паспорта
бывают даже лучше настоящих. Но если попадется какой-нибудь дотошный репортер,
тоже можно наскочить на неприятности.
Следует подумать о Красицки, это проще, продолжал размышлять
Годард. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самый простой
выход из этого положения — организовать еще один случай со смертельным исходом
и отправить труп за борт. Даже не надо выдумывать такой сложный сценарий, как в
первый раз. Налицо все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны,
так что оно вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука.
Никому ведь не пришло в голову, что он может разорвать простыню, сделать из нее
веревку и повеситься. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит
на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит
пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, уже
ничего нельзя сделать, так как он мертв несколько часов и даже успел застыть.
Но как живому человеку придать следы удушения, набухший язык
и посиневшие губы очень характерного цвета? Тем не менее это наверняка тоже
продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая
лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, воспользовались лишь светлым
кремом и обычной пудрой. Ведь никто же не подходил к трупу ближе чем на три
ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. А его, Годарда, естественно,
пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда
думать о капитане Стине? Кто он — сообщник или свидетель?
Мощный удар грома потряс каюту. Гарри уселся на койке и
почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в
шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла
Мадлен Леннокс в пижаме и нейлоновом халате.
