Карин даже подумывала о том, как бы перебраться в другую
каюту, но не находила, чем обосновать эту просьбу. Кроме того, переселиться
можно было только в двухместную каюту, а она заплатила за одноместную. Меандр»
имел на борту четырех пассажиров и двенадцать посадочных мест. Все четыре
одноместные каюты были заняты, все двухместные — пустовали.
Ее каюта была последней по коридору, со стороны штирборта.
Выйдя, она никого не заметила. Свернув в другой коридор, прошла мимо столовой и
вышла на палубу со стороны бакборта. Эта палуба была немного приподнята и
называлась палубой для прогулок. Здесь находились пассажирские каюты, каюта
стюарда, столовая и курительный салон. Этажом ниже располагались каюты команды,
выше — офицеров и инженера, а также их столовая и радиорубка. Пассажирам
разъяснили, что они должны пользоваться прогулочной палубой, в крайнем случае
могут подниматься на верхнюю, но ни в коем случае не приближаться к мостику.
Карин Брук подошла к трапу и поднялась на верхнюю палубу,
которая была освещена только лунным светом, поскольку мостик был на
противоположном конце. Между двумя крыльями мостика находилась рубка, за ней —
штурманская рубка и каюта капитана. Она остановилась между двумя спасательными
шлюпками и залюбовалась звездной ночью, темным неподвижным океаном.
На корабле ударили три склянки, и сигнальщик на верхней
палубе секундой позже повторил время — половина второго. Карин повернула голову
и увидела на мостике офицера. Сначала она хотела спросить у него о причине
остановки, но потом решила этого не делать. Это был скупой на слова, хмурый
человек. Она видела его всего пару раз, мимолетно и даже не знала, понимает ли
он по-английски. Сносно по-английски на корабле говорил только первый офицер.
Карин знала об этом, поскольку он иногда обедал вместе с пассажирами.
Из машинного отделения доносился пульсирующий стрекот
генератора, а в остальном на судне царила полная тишина. В воздухе не
чувствовалось ни малейшего ветерка, все вокруг словно застыло. Она посмотрела
вниз. Пока корабль плыл в тропических водах, Карин любила наблюдать за полосой
света, которая бежала за кораблем. Но сейчас ничего не было видно, поскольку
поверхность океана была совершенно гладкой, и лишь иногда на ней поблескивали
точечки, словно светлячки.
Через какое-то время Карин услышала позади себя шаги и
обернулась. Это был первый офицер.
Даже в темноте она не могла его перепутать ни с кем другим.
Он был приблизительно двух метров ростом, с очень широкими плечами. Рядом с ним
любой другой на судне казался карликом. Руки у него были мускулистые, а на
большой, грубосколоченной голове росли густые светлые волосы. Растрепанные, они
еще больше подчеркивали его энергию, буквально бьющую через край. Несмотря на
свой огромный рост, первый офицер двигался с легкостью и грацией хищного зверя.
Должно быть, немало женских сердец покорили его саркастические, холодно-голубые
глаза и самоуверенная грубоватость манер. Карин непроизвольно подумала о том,
что он тут делает в такое время, поскольку случайно знала, что его смена
начиналась в четыре часа утра. Может, это именно он захаживает к ее соседке? И
ей стало противно от одной такой мысли.
Офицер посмотрел на нее и остановился рядом.
— Собираетесь покинуть корабль, миссис Брук? Не случайно же
вы стоите поблизости от спасательных шлюпок. — Его голос звучал насмешливо.
Она рассмеялась:
— Нет, только любуюсь ночью. Когда остановились машины, я
проснулась…
— Такое происходит со всеми. Полная тишина после сильного
шума разбудит любого.
— Случилось что-нибудь серьезное?
— Нет, просто перегрелись машины. Рабы из машинного
отделения говорят, что через полчаса тронемся дальше.
Она вынула из пачки сигарету:
— Кто, вы сказали?
Он поднес ей зажженную зажигалку и усмехнулся.
— Раньше в машинных отсеках работали лишь рабы и осужденные.
Первый офицер прошел дальше к мостику, а Карин снова стала
любоваться ночью. Необыкновенный мужчина. И видимо, образованный. Неплохо
говорит не только по-английски, но и по-французски, по-немецки. Интересно, кто
он по национальности? «Леандр» шел под флагом Панамы, однако команда корабля
была очень пестрой. Зовут первого офицера Эрик Линд, наверное, он
скандинавского происхождения, как и она сама.
Только теперь до сознания Карин дошло, что ее волосы похожи
на непричесанный парик, а лицо как маска, смазанная жиром и уложенная на зиму.
Какая еще женщина отважилась бы показаться в подобном виде такому чертовски
привлекательному мужчине, как первый офицер? «О Боже ты мой, — сказала она
себе, — ты просто безнадежна, дорогая».
Теперь корабль — темный, смутно вырисовывающийся — был не
более чем в четверти мили от него. За прошедший час судно повернулось на
несколько градусов и сейчас было обращено к нему боковой стороной. Годард видел
сигнальные огни бакборта и несколько освещенных иллюминаторов. Это было грузовое
судно, и неполадки, если таковые у него имелись, должно быть, случились в
машинном отделении. На палубах было тихо.
Пот заливал ему лицо. Где-то в боку Гарри чувствовал боль,
которая становилась все резче при каждом вдохе. Рот пересох. В нем появился
какой-то медный привкус. Его руки лежали на краю плотика, который он толкал
перед собой. Рубашку и штаны Годард давно сбросил и теперь остался в одних
трусах. Обычно он не боялся акул, но сейчас понимал, что буквально провоцирует
их откусить от него лакомый кусочек. Что ж, если они отгрызут ему ногу, то он
быстро погибнет от потери крови и ему больше не придется мучиться от жажды.
Гарри казалось, что он уже переживал нечто подобное, но
мысли его были какими-то бессвязными. Может, все это ему лишь мерещится? Он еще
никогда не слышал, чтобы человек, потерпевший кораблекрушение, сам плыл к
кораблю, стоящему на зеркальной поверхности океана, а, доплыв до него, спросил,
не по пути ли ему вместе с ним? «Хэлло, скорлупка! Ты не туда плывешь, куда мне
нужно?» Годард даже хихикнул при этой мысли, но потом стал рассуждать разумнее.
Неожиданно он вспомнил, когда находился в похожей ситуации.
Это было, когда транспортная полиция вытащила его из студии после того, как
вытянула Джерри из искореженного «порше». Тогда он долго сидел в комнате
ожидания травматологического пункта, сосредоточив все желания своего «я» только
на одном, словно мог воздействовать силой воли на то, что уже ускользнуло из
его рук. А потом, когда вышел дежурный врач и сказал, что она умерла, понял,
что больше никогда в жизни не будет ничего желать. Способность желать в нем
угасла.
Тем не менее какой-то маленький остаток желания, видимо,
где-то в нем остался, ибо сейчас Годард больше всего на свете хотел, чтобы
корабль дожидался, когда он к нему подплывет. На судне его не видели, и у него
не было никакой возможности дать им каким-то образом знать о себе.
