– Да, у меня там две тети и еще бабушка. Говорят, там очень хорошо. А когда вы кладете сюда человека, вы его одеваете?
– С ног до головы. Сестра Люси сказала, где ты будешь жить в Новом Орлеане?
– Сказала, что найдет мне место. Вот этот розовый шелк мне нравится еще больше.
– Сестра Люси знает, что делает. Вы ведь с ней давно знакомы?
– Да, уже несколько лет.
– Она мне рассказала, что с тобой было. Как этот парень выкрал тебя, и все эти ужасы. Он тебя даже два раза уводил из дома, так? В первый-то раз ты была совсем девочкой.
– Вы о Берти говорите?
– О полковнике, как там его звать?
– Ну да, Берти. Полковник Дагоберто Годой Диас. Он занимал важный пост в правительстве. В настоящем правительстве. Он бы мог купить любой из этих гробов, даже тот, за шестьдесят тысяч.
– За шестнадцать, а не за шестьдесят. Но он же убил человека. Убил того врача.
– Да, конечно. Он очень рассердился, просто ужасно.
– Он сделал это у тебя на глазах.
– Я и говорю. Я как увидела это, очень испугалась. – Девушка вздрогнула, обхватила себя руками, будто от холода. – Совсем не тот человек, каким он был в Манагуа. – Она уже успокоилась, снова принялась ощупывать гроб изнутри. Теперь ее заинтересовала подушка. – Обещал, что устроит меня на конкурс «Сеньорита Универсо», но тут началась война, он уехал, а мне пришлось вернуться домой. – Ее внимание привлекли плиссированные складки, украшавшие подушку. Джек помолчал, обмозговывая все это.
– Но теперь он хочет убить тебя, или я что-то не так понял?
– Она вам сказала, да? Он очень рассердился, потому что боялся заразиться проказой, только он не заразился. Проказа не передается, как эта новая болезнь, которой теперь все болеют, или как та старая – ну, вы знаете. Жалко, что никто не объяснил Берти, что это не опасно. У комманданте Эдена Пастора, он тоже «контрас», была горная проказа, только я не знаю, от чего она бывает. Может, от укуса насекомых…
– Погоди-погоди, – перебил ее Джек. – Этот парень тебя похитил, так? В смысле – в самом начале. Пришел ночью, схватил тебя и увел в горы. Я все правильно понял?
– Ну и что? – Она недоуменно приподняла брови. – Он хотел, чтобы я была с ним. – Взгляд девушки смягчился, и она продолжала мечтательно: – Когда мужчине нравится девушка, очень-очень, он хочет, чтобы она была с ним. Ведь у вас есть подружки, всякие-разные, верно? – Улыбнувшись, она подвинулась вплотную к нему. – Такой красивый мужчина, хорошо одет. – Она уважительно потрогала его семидолларовый галстук в полосочку. – И комнаты у вас хорошие, большой холодильник, а в нем пиво и водка. Ну конечно, вы приводите сюда девушек – на вечер, на ночь, да? Что вы делаете удивленное лицо? Американские ребята в Манагуа тоже всегда так делали: «Кто, я? Каких девушек?» – точно они маленькие мальчики. Мне кажется, только американские ребята так притворяются. Делают вид, что они всегда ведут себя хорошо-хорошо. Вы же приводите сюда девушек, верно? Скажите мне все по правде.
– Пару раз приводил.
– А еще кое-что скажите – вы когда-нибудь ложились сюда с девушкой? Вот сюда?
– Да ты что? – воскликнул Джек.
– Тут так красиво. Мягко. – И она снова принялась гладить бежевый креп внутри гроба.
– Это же гробы, Амелита, – напомнил он ей.
– Я знаю, что гробы. Я никогда раньше не видела, какие они внутри. Словно маленькая кровать, да?
– Давай сядем, обсудим все это, что ли, – пробормотал он, окончательно теряясь.
– У вас в комнате? Да, это будет мило, – прощебетала она, изящно склонив голову.
Еле сдерживаясь, Джек сказал ей:
– Если б это была моя идея, спасать тебя, вытаскивать из всей этой истории…
– То что?
– Я бы уже давно плюнул на тебя.
– Вы на меня сердитесь? – удивленно нахмурилась она. – Почему?
Он уже не сердился. Он просто буркнул:
– Ладно, пошли, – и выключил в комнате свет. Они прошли по коридору, миновав комнату Джека и приемную, и попали в кабинет Лео.
– Сестра Люси позвонит, когда освободится. Если до вечера не позвонит, ляжешь спать вон там.
Он кивком указал на потертый диван с растрескавшейся кожей, древний, как сама контора «Муллен и сыновья».
Амелита послушно уселась на диван и спросила:
– А почему вы так ее называете?
– Как? – переспросил Джек, косясь на хаос, царивший у Лео на столе. Письма, деловые записи, у телефона лежат бланки вызова. Ни одного заполненного бланка. Слава богу, на сегодня больше дел нет.
– Почему вы называете ее «сестра Люси»? Она уже больше не монахиня. Просто Люси, Люси Николе.
Джек быстро поднял голову и уставился на девушку, привольно устроившуюся на старом диване Лео. Что она такое говорит?
– То есть как это – больше не монахиня? Я называл ее «сестра Люси». – Он помолчал, припоминая. – Точно, называл, и она не стала меня поправлять.
– Она привыкла, чтобы к ней так обращались.
– И эти парни в миссии – они тоже называли ее «сестра». Я сам слышал. И Лео, мой босс… – Тут Джек остановился, соображая, идет ли Лео в счет. Пожалуй, нет. Лео просто решил, что Люси – монахиня, раз она жила в миссии в Никарагуа.
– Про них я ничего не знаю, – гнула свое Амелита, – а про Люси точно знаю, что она теперь не монахиня. Раньше была, а теперь – нет. Сами подумайте, если б она все еще была монахиней, стала бы она надевать джинсы «Кельвин Кляйн»? Я тоже такие куплю, когда поеду в Лос-Анджелес.
– Да, насчет джинсов я уже думал.
– Точно куплю, как только приеду.
– Откуда ты знаешь про нее? Она сама тебе сказала?
– Сказала в машине, когда мы ехали из Никарагуа. Сказала, больше не будет монахиней. Больше не могу, говорит.
– Так и сказала?
– Я же говорю – так и сказала.
– Ты уверена?
– Сам спроси, если не веришь, – огрызнулась Амелита. Взгляд ее рассеянно блуждал по комнате, задержался на лицензии Лео в рамочке на стене, вернулся к Джеку. Джек так и стоял у стола. – Когда она была монахиней, она была очень милая. Самая милая из всех в «Саградо Фамилия».
– А теперь разве нет?
– Да, но теперь она стала совсем другой. С ней что-то происходит.
Наконец телефон зазвонил.
– Джек? Это Люси. – Он не сразу ответил, и она еще раз окликнула его: – Джек!
– Как прошел обед?
– Я бы хотела рассказать. Но не по телефону.
