– У него смуглая кожа, как у латиноса, и пятисотдолларовые костюмы. Посмотри сперва, нет ли у него в комнате бляхи, а потом уже принимайся за дело.
– Нет у него никакой бляхи.
– Ладно, Джек, вернешься на ферму – передавай привет Дымку и Отличнику, и той хитрой заднице Минни Мо, если он еще сидит. Погоди, дай соображу, кому еще…
Джек пересек пустынный вестибюль, прошел через внутренний двор в уютный коктейль-бар, изящный, залитый мягким сливочно-желтым светом. Ни души, только восточного облика бармен, который слегка оживился при виде Джека и налил ему водки.
Если бы Джек решил вернуться к прежнему ремеслу, то он, едва заглянув в такое местечко, развернулся бы на каблуках и пошел искать большой отель – шумный, набитый туристами и участниками всевозможных конференций с именными карточками на груди. Он бы перевоплотился в какую-то другую личность, ощутив жар толпы, вдохнув аромат духов этих девушек в вечерних нарядах, преследующих свою добычу, – Джека интересовали не сами девушки, а дамы в бриллиантах и их супруги, вытаскивавшие из карманов чеки или толстые пачки денег, скрепленные серебряным зажимом. Несколько дней Джек обычно проводил в гостинице, фильтруя ее постояльцев, потом, приглядев подходящую парочку, поднимался вместе с ними на лифте, выходил этажом ниже и быстро взбегал по лестнице, чтобы подглядеть, в какой номер они зайдут. Часом позже он осторожно толкал их дверь, проверяя, накидывают ли они на ночь цепочку. На следующий день, пока туристы щелкали фотоаппаратами на Джексон-сквер, он проникал в комнату, проверял ящики, чемоданы, косметички, заглядывал в ботинки, прощупывал карманы висевшей в шкафу одежды, потом осматривал цепочку. Если постояльцы накидывали на ночь цепочку, он заменял ее на другую, которую приносил с собой – она была на три-четыре звена длиннее. Вечером парочка возвращалась, накидывала на ночь цепочку, не заметив, что цепочка уже не та. Джек являлся попозже, пожарным ключом отпирал дверь, просовывал руку в щель и сбрасывал цепочку. Если он уходил с большой добычей, в хорошем настроении, он накидывал цепочку обратно на крючок. Иногда он перерезал ее.
Джек проделывал это раз за разом, уходя безнаказанным, но никому не мог рассказать о своих похождениях.
Он сидел у стойки бара, слушал, как коммивояжеры хвастают перед девчонками: «Знаешь, сколько компьютеров я продал в прошлом месяце?» – а у него в активе всего-то и было, что спрашивать: «Не снимались ли мы с вами вместе в рекламе в прошлом году?» Иногда он прикидывался, будто учит английский, и принимался говорить с французским прононсом.
Этот акцент он испробовал на Хелен, как только увидел ее впервые в баре «У Рузвельта» и вмиг был очарован ее изысканным профилем, длинными, изящно скрещенными ногами, которых почти не скрывала зеленая мини-юбка. Он сказал ей тогда, что приехал «из Пари», а она в ответ: «Это где-то возле Морган-Сити?»
Хелен признала, что такой подходец тоже недурен, в нем есть что-то свежее, но ведь долго притворяться парижанином он не может, верно? Неужто его жизнь так скучна, что приходится воображать себя кем-то другим?
Он сказал ей (уже безо всякого французского акцента), что у нее самый прекрасный носик и глаза (он решил на всякий случай упомянуть глаза), какие ему доводилось когда-либо видеть. Что же касается его профессии, то она отнюдь не так занудна.
– Чем же ты занимаешься?
– Попробуй угадать.
– Ты живешь в этом городе?
– Точно.
– У тебя денег много?
– Хватает.
– Продаешь наркотики.
– Нет, я ничего не продаю.
– Что-то покупаешь?
– И не покупаю.
– Воруешь?
– Точно.
Она запнулась на миг. Потом спросила:
– Что ты воруешь?
– Угадай.
– Машины?
– Нет.
– Драгоценности?
– Точно.
– Ну, еще бы, – усмехнулась она. Потом сказала: – Нет, правда? Не дури. – А потом: – И что же ты с ними делаешь?
– Продаю их одному парню примерно за четверть настоящей цены.
– Не знаю, верить тебе или нет, – растерялась она. Теперь она говорила иначе, негромким, грудным голосом.
Джек слегка повернулся на стуле, оглядел бар и снова заговорил с Хелен:
– Ты завтра занята?
– Я работаю на одного юриста.
– Загляни сюда во время ланча. Я живу в шестьсот десятом номере.
– А если не проголодаюсь?
– Видишь ту даму в прозрачном синем платье?
– Это шифон.
– А муж в смокинге.
– Ну так что?
– Видишь ее кольцо?
На следующей день, примерно в 1.15, в тихом гостиничном номере, куда едва проникал отдаленный гул улицы, Хелен поудобнее устроила свою голову на подушке и сказала ему:
– Кажется, я влюбилась в тебя, Жак.
Бадди Джаннет учил его: «Всегда одевайся получше и пользуйся только лифтом. Если кто-нибудь наткнется на тебя на лестнице, он тебя запомнит, потому что обычно по лестнице никто не ходит, а в лифте ты едешь нос к носу с другими людьми, но они тебя в упор не замечают».
Итак, Джек, нарядившись в свой синий костюм, предназначенный для похорон, поднялся в пустом лифте на пятый этаж отеля «Сент-Луис» и свернул в нишу, где располагался 501-й номер, укрытый от взглядов людей, выпивавших во внутреннем дворике. Подойдя к двери, Джек трижды постучал, подождал – если постоялец все-таки дома, пусть лучше откроет, – а потом достал ключ и отпер замок.
Полковник нигде не выключал свет, даже в ванной. Малыш доложил Рою, что в семь вечера он звонил в номер, чтобы узнать, можно ли забрать оттуда столик, и на звонок никто не ответил. Однако в полшестого, когда Малыш доставлял в номер шампанское, крепкие напитки и закуски, полковник сидел там с двумя латиносами, а при Малыше явились еще две белые девки, на вид – проститутки.
В гостиной остались следы пирушки: пустые бутылки, стаканы, поднос с недоеденными гренками и крохотными бутербродиками, фаршированные яйца, растаявшие кубики льда в миске и обглоданные хвосты креветок. Хвосты креветок валялись повсюду, в том числе и в пепельницах, салфетки были сброшены на пол, на ковре виднелись мокрые пятна от пролитого вина. На журнальном столике лежали письма, адресованные полковнику Дагоберто Годою, отель «Сент-Луис», обратный адрес – Тегусигальпа, Гондурас. Надписаны конверты были по-испански. Направляясь к столику с телефоном, Джек мельком увидел в зеркале свое отражение и почему-то вспомнил, как получал от отца письма с гондурасскими марками, отклеивал марки над паром и вкладывал их в альбом. Около телефона он ничего не нашел, одни только хвосты от креветок.
