— Последнее, что он сказал тебе, было «не нарывайся»?
— И еще — «куколка». Но это предпоследние слова. Самыми его последними словами были: «Ты не из моей песочницы». Но вдруг он переродился? Теперь, когда получил то, что хотел.
— Ты сама сказала, что он стал гангстером, — напомнил Терри.
— Вот дерьмо! Совсем забыла. Но я ему правда нравилась. Нам было хорошо вместе, по крайней мере вначале.
— Готов спорить, он здесь, — сказал Терри. — Если хочешь его повидать, смелей вперед!
— Я так и поступлю, — сказала Дебби и ткнула Джонни локтем. — Дай-ка мне выйти. — И снова повернулась к Терри: — Если подойдет официантка, возьмите мне устрицы, салат домашний, семгу «Сохо», запеченную в пакете, и еще порцию «Столичной». До скорого.
Джонни снова сел на место, взял меню и сказал:
— А я начну с морского коктейля. С пикантным соусом. Но что-то я не вижу здесь королевских креветок.
Подошла Синди принять заказы, и он спросил — как же так, нет королевских креветок? Она ответила:
— Сэр, вы можете заказать все, что пожелаете.
— А вы подадите, что сами пожелаете, да?
Терри терпеливо ждал, пока Джонни разберется с заказом. Когда настал его черед, он передал официантке пожелание Дебби и добавил:
— Мне то же самое. — Для удобства. — Но вместо «Джонни Уолкера» на этот раз принесите двойной бурбон «Эрли Таймс» с колотым льдом.
17
Стоя в дверях офиса, Дебби смотрела, как Рэнди разыгрывает спектакль. Когда она вошла, он поднял глаза, придал им правильное выражение — одному удивленное, другому — радостное. Она даже представила, как изображает это на сцене. Затем он зафиксировал этот взгляд. После чего сардонически вскинул одну бровь — именно это слово пришло ей на ум. Первое означало — наверное, мне привиделось. Второе — верить ли своим глазам? И вот он утробно засмеялся и начал покачивать головой. Теперь его брови говорили: «Все-таки не могу поверить». И наконец, выражение стало серьезным: «Но я, кажется, рад ее видеть». Последнее неожиданно тронуло ее. Конечно, он притворялся, ну и что? Ей все равно было приятно. Придавало уверенности в себе.
Она смотрела, как он встает, обходит стол и раскрывает ей навстречу объятия. Предполагалось, что она бросится в них. Но она прошла мимо него и села на стул лицом к столу. А Рэнди, тот попятился назад за стол, приподнял правую ногу и положил бедро на столешницу, нацелив промежность на Дебби — внушительная выпуклость говорила о том, что он до сих пор набивает себе ширинку. Когда они жили вместе, она однажды застала его — они как раз собирались ложиться в постель — за вытягиванием из трусов пары носков. И сказала тогда по глупости: «Отличный фокус». А он вскинул голову и подмигнул.
Она проговорила машинально:
— Ты по-прежнему думаешь, что это производит впечатление?
И тут же мысленно обругала себя: зря дала ему понять, что заметила.
Рэнди ухмыльнулся, совсем как прежде, посмотрел на нее томно и произнес:
— Ты соскучилась по мне, правда?
Она тут же решила, что самым лучшим будет говорить напрямик.
— Нет, Рэнди, не соскучилась. Я поддала тебе по заднице «бьюиком-ривьера».
Сказала так, как привыкла говорить на сцене. А этот сукин сын ответил невозмутимо:
— Разве? Что-то не помню, чтобы ты ездила на «бьюике». Мне помнится, это был «форд-эскорт».
Это страшно разозлило ее, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться.
— Как тебе не надоест придуриваться? — сказала она. — Кто ты теперь — гангстер? С кругосветным путешествием уже покончено? Ты всегда кого-то изображал, и меня хотел заставить думать, что у тебя есть какая-то тайная жизнь. Это на время удалось, впрочем, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ты уезжал на несколько дней, я спрашивала — где ты был, а ты отвечал: «Прости, куколка». Ты так и не понял, как я ненавидела, когда ты называл меня куколкой. Я, видишь ли, не куколка, Рэнди.
— Почему же ты мне не сказала, если тебе это было так неприятно?
— По глупости. Я тогда думала, что влюблена в тебя.
— Может быть, ты и до сих пор влюблена? Глубоко в душе?
— Оставь это. Ты отвечал тогда: «Прости, куколка, в настоящее время я не могу рассказать тебе всего». Подразумевалось, что ты сотрудничаешь с ЦРУ. Почему ты не можешь просто оставаться самим собой?
— Я — это я, кто бы я ни был, — сказал Рэнди многозначительно. Он, как никто другой, умел вывести из себя.
— Бред собачий, Рэнди, — отрезала она. — Если хочешь казаться умным, так лучше помолчи. Я серьезно говорю. Нельзя строить всю жизнь на обмане.
В ответ на ее слова он посмотрел на нее своим исполненным искренности взглядом и сложил руки на колене.
— А почему тебя это волнует?
Можно было подумать, что он тоже решил говорить серьезно. Она продолжала, помня, однако, об осторожности:
— Неужели тебе нравится быть задницей?
Не проймет ли его это?
Он тяжело вздохнул в характерной для него манере, сохраняя серьезное выражение лица.
— Я жалею о том, как с тобой обошелся. Я говорю правду. Когда ты доверила мне свои деньги, я, наверное, впервые в жизни испытал укол совести.
— Но ты взял деньги!
— Ну да, взял, — не стал отказываться Рэнди, сокрушенно потупив взгляд.
— Так, может быть, ты вернешь мне их?
— Я думал об этом, — сказал Рэнди. — Правда, не в больнице, страдая от боли, но потом, когда выписался.
— Пока я сидела в тюрьме, — заметила Дебби.
— Я в самом деле хочу с тобой помириться, — сказал он.
— Ну и что это значит?
Но тут в дверях появился чертов метрдотель!
— Мистер Морако здесь!
Они приступили к закуске, не дожидаясь Дебби: Джонни обмакнул в пикантный соус свою королевскую креветку, а Терри взялся за устрицы. И тут он услышал, как Джонни сказал:
— Иисусе, это же Винсент Морако.
Терри поднял глаза.
— Который?
— Тот коротышка, под руку с женой.
— Это не она нам платила!
— Платила его подружка. Она называла себя миссис Морако, чтобы с ней не спорили и не пытались мухлевать. Понял? А то будете иметь дело с самим Морако. Я слышал, что полиция ищет ее, но она словно испарилась.
— Они тебя вызывали?
— Меня нет, но другие парни, которые занимались тем же делом, получили повестки.
— А второй кто?
— Вито Геноа. Телохранитель. Человек мистера Амилья.
— Они смотрят сюда, — сказал Терри.