— Как он назывался? — спросил Арман, желая сделать ей приятное.
— Автобус? Не знаю. А это парадная гостиная в «Грейсленде». На этом диване помещается человек четырнадцать.
— А почему у самолета есть название, а у автобуса нет?
— А чтобы люди не знали, что он в этом автобусе. А то бы он так никуда и не приехал!
— Понимаю! Самолет, названный именем какой-то его поклонницы, в пути не остановишь…
— Птица, самолет назван в честь его дочери. Мы с Лайзой-Марией родились в один и тот же день.
— Неужели?
— Я скажу тебе еще кое-что. Число моего жизненного пути — восемь.
— Это еще что такое?
— Нужно сложить цифры даты рождения. Например, февраль — это второй месяц, значит, два. Родилась я первого, два и один — это три, потом девятнадцать, один и девять — десять, это как один. Добавляем один к трем, полученным от первого февраля, затем добавляем еще кое-какие цифры — я не скажу тебе год моего рождения — и в сумме получается восемь.
— Интересно… И что дальше?
— А теперь сложи цифры почтового ящика Элвиса Пресли. 3797 бульвар Элвиса Пресли, почтовое отделение 16508, Мемфис, 38186, штат Теннесси. Знаешь, какое простое число получится?
— Восемь?
— Вот почему меня туда тянет! — улыбнулась Донна. — Подумай об этом. Ладно, а это его личные украшения, золотой «ролекс», мальтийский крест и массивный золотой браслет, на котором выгравированы его данные. А это его знаменитый спортивный костюм…
— Его знаменитый идиотский прикид, — сказал Ричи, входя на кухню. — Ё-мое, Птица, ты снова хаваешь? Беру себе «ролекс» и розовый «кадиллак»… — Ричи достал бутылку пива из холодильника. — А как быть с этим гребаным спортивным костюмом? Птица, ты напялил бы его на себя, а? Тебе придется раздобыть тот, в который он влезал после того, как растолстел, как свинья.
— Ты ревнуешь, — заметила Донна. — Не можешь глянуть на фотографии без того, чтобы не сказать гадость.
— Чё мне ревновать? Знаешь, какая разница меж ним и мной?
— Да, знаю. Ты — невежа.
— Скажешь тоже! Я живой, а он мертвый, и только это имеет значение, — сказал Ричи, надувая пузырь из жвачки.
Он, видите ли, живой! Арман покосился на Ричи. Живой, а завтра поминай как звали.
— Думаешь, после того, как ты умрешь, кто-то придет на твою могилу? — спросила Донна. — Даже если бы у тебя была мать, я сомневаюсь, что она пришла бы. А вот с Элвисом — совсем другое дело! Через сто лет, и даже больше, люди по-прежнему будут приходить на его могилу. — Взглянув на Армана, она добавила: — Я в этом уверена.
— Вот даже как! — усмехнулся Арман.
— Донна, ты, мать твою так, просто идиотка! — хихикнул Ричи. — Ответь на один вопрос. Что лучше: чтобы Элвис тебе пел или чтобы он тебя трахал? — Взглянув на Армана, он подмигнул ему.
Арман в свою очередь пристально посмотрел на него. Дурак этот Ричи, и шутки у него дурацкие!
— Я знаю, что именно ты хочешь от меня услышать, — вздохнула Донна. — Я бы предпочла, чтобы он мне пел.
Арман ей поверил. Он удивился тому, что Ричи тоже ей поверил.
— А знаешь почему, Птица? — спросил Ричи погодя, глядя на него. — Потому что Элвис не был зэком, а Донна привыкла с зэками хороводиться.
— Перестань! — поморщилась Донна. — Он был добрым, помогал людям, дарил машины, вообще все, в чем они нуждались. Он считал, что люди не должны страдать. Читал книги… Говорят, он пытался найти ответ на загадку жизни.
— Я слыхал, что он искал дырку, в которую можно кое-что сунуть, — оскалился Ричи. — Ему водили телок, и он свое не упускал.
Арман не знал этого и не хотел знать, но он решил, что с него хватит. Он устал от Ричи. И когда Ричи глянул на него с веселой искрой в глазах, как бы ища одобрения, Арман отрезал:
— Оставь ее в покое.
— Кого, Донну?
— Ты можешь хоть на время попридержать язык за зубами? — усмехнулся Арман, и игривость Ричи мгновенно исчезла.
— Если ты когда-нибудь еще будешь говорить со мною в таком тоне…
— И что тогда? — подначил его Арман, которому хотелось услышать, что этот придурок скажет.
— Это будут твои последние слова.
Ничего оригинального, парень как был, так и остался панком!
Они не моргая смотрели один на другого. Арман задумался. Сказать ему, чтобы топал отсюда, пялился в свой телевизор? Но от этого панка так просто не отвяжешься. Поэтому Арман промолчал, и Ричи вышел из кухни с бутылкой пива. На какое-то время повисла тишина.
— А это бильярдная Элвиса, — нарушила молчание Донна. — На обивку стен и потолка ушло аж семьсот пятьдесят ярдов плиссированной ткани.
Спустя два дня Птица заставил Донну сделать для них пару звонков. Необходимо было выяснить, где монтажник и его жена.
— Парни, что, черт возьми, вы снова затеяли? — спросила Донна, стараясь говорить непринужденно.
Птица не ответил, а Ричи лишь подмигнул ей.
Когда она позвонила в риелторское агентство и поинтересовалась выставленным на продажу домом, ей ответили, что дом больше не продается.
— Ладно, поехали, — распорядился Птица.
Но когда они проехали мимо дома — в своих охотничьих прикидах, Птица в своей дурацкой кепке, — табличка «Продается» по-прежнему торчала на переднем дворе.
Что, мать их так, здесь происходит? Продан дом или нет? Тачка монтажника испарилась, но может ли такое быть, чтобы он и его бабенка оставались в доме?
Ричи выпаливал вопросы один за другим, но с таким же успехом он мог обращаться к рулю. Птица либо не отвечал, либо невнятно хмыкал. Догадывайся, мать твою, что он хочет сказать. Короче, когда они спрятали машину и в обход через лес приблизились к дому, хотелось врезать этому гребаному индейцу по загривку. Птица шел впереди, шурша опавшими листьями с таким шумом, будто он и не индеец вовсе. Хотелось уложить его из дробовика, чтобы потом было что рассказывать своим ребятишкам, если они у него когда-нибудь будут. Одного индейца, утиного проводника, он уже навеки успокоил. Если Кевин был его третьим, тогда этот утиный проводник — седьмой. Правильно?… Нет, еще та девка с жирными волосами из супермаркета. Если она была индианкой, то тогда Птица будет его третьим, если не считать, что он полукровка… Ё-мое, как все запутано! Птица будет девятым. Наконец-то сообразил! Ричи задумался. Неужели курение марихуаны в детстве так сильно запудрило ему мозги? Потом решил, что ему это все по барабану.
Спустя минут десять они остановились на опушке леса. Минут тридцать разглядывали дом и молчали. Чё спорить? Все закончится в тот самый момент, как только лопнет терпение. Он этого индейца с трудом выносит. Вот возьмет и прикончит Птицу, как только они покончат с монтажником и его бабой. Надо будет обставить все так, будто эти двое друг друга ухлопали. Тогда все будет тип-топ! Останется прочесть об этом в газете. Донна, конечно, бросит на него недоуменный взгляд. Что, черт возьми, случилось с Птицей? А он подмигнет или глянет на нее невинно так, как ни в чем не бывало, в зависимости от ситуации. Затем она примется возиться с его волосами, станет наводить на них лоск.
