— Да, его я, похоже, пропустил. В скольких картинах вы снимались?
— В шестнадцати. С пятьдесят пятого по шестьдесят третий.
Он мог бы с ходу назвать от силы четыре-пять.
— Похоже, пару самых ранних я тоже пропустил, — покаялся Ла Брава. — Но все остальные смотрел, и должен вам сказать — может, вам это и безразлично, но вы были просто прекрасны..
Джин Шоу посмотрела на него в упор таким знакомым, слегка высокомерным взглядом.
— Ну и какая картина — ваша любимая? — поинтересовалась она.
Глава 7
В 8 часов 10 минут вечера Джил Уилкинсон заявила Робу и Пэм, ночным дежурным кризисного центра, что лично она намерена убраться отсюда, пока больше ничего не стряслось. Три бессонные смены подряд— вот и вся награда, на которую может рассчитывать добросовестный медработник Южного округа. Если в ближайший час она не доберется до постели, то загремит в Мемориальный госпиталь «Бефизда», чтобы подвергнуться интенсивной терапии в связи с острым нервным истощением, заработанным на службе обществу. Пусть тогда Южный округ ищет себе другого преданного делу и вечно бодрствующего работника, готового работать семьдесят часов в неделю, — одна беда, никто не способен оставаться вечно бодрствующим. За последние сутки они тут получили по полной программе.
Сперва заявился этот здоровенный блондин со своим игрушечным значком и отнюдь не игрушечным револьвером. Копы из Делрея оказались славными ребятами: они, конечно, малость похихикали над этой заварушкой, но сперва предупредили мистера Ричарда Ноблеса: если он еще хоть раз покажется в кризисном центре и будет приставать к Джил, они ему с обеих сторон челюсть переломают, чтобы не разевал пасть, мать его.
Потом посреди ночи Эрл закурил сигаретку и поджег свой матрас — а ведь они тщательно обыскивали его и не нашли при нем ни сигарет, ни спичек. Уолтер продолжал изводить всех и каждого своими вопросами про орла, пока его наконец не увезли в больницу. Девушка, наголо обрившая себе голову и сбрившая брови, заперлась в туалете и просидела там все утро, и двум алкоголикам пришлось блевать в мусорное ведро. Клиент, ожидавший своей очереди, наткнулся на ящик туалетной бумаги, хранившийся в кабинете (а где его еще держать?), и размотал рулоны по всему помещению. В довершение всего, улыбчивый кубинец, откликавшийся на имя Джеральдо Ривера, вошел прямо в приемную в чем мать родила, не считая сетчатых спортивных туфель и темных шелковых носков. Вот симпатяга.
Сперва он заявил, что не знает английского, но когда Джил взялась за телефон, чтобы вызвать переводчика из полиции Делрея, он сказал — погодика, погоди, что-то такое забрезжило, и предположил, что страдает временной потерей памяти. Он собирался на хай-алай, да вот одеться-то и забыл. Это ведь здесь на веранде играют в хай-алай? Джил ответила, тут много во что играют, только не в хай-алай. Она на минуту оставила кубинца одного, и тот принялся шляться по всему заведению со своей длинной свисающей штучкой. Новенькая, Мери Элизабет, аж присвистнула: надо же, никогда такого не видела, такой темный, гораздо темнее, чем все тело. Пьяницы приоткрыли свои опухшие глазки и тоже поглядели на кубинца, но от комментариев воздержались. Что дальше? Уолтер — его тогда еще не забрали — спросил кубинца, видел ли тот орла, и кубинец сказал— еще бы, его воспитала орлица, его-де еще младенцем похитили орлы, унесли в свое гнездо и вскормили, отрыгивая ему полупереваренное кроличье мясо. Кубинца кое-как укрыли простыней, и это ему понравилось, он заворачивался в нее и так и этак, пока не изобрел нечто вроде тоги, выставив наружу одну руку. После этого он малость успокоился.
Двадцатилетний парень, страдающий маниакально-депрессивным психозом и пытавшийся совершить самоубийство, залез на шкаф, где хранились бумаги, сорвал жалюзи и разбил окно под самым потолком в приемной. Его сняли со шкафа: весь в крови, стена забрызгана кровью— он разрезал себе руку от запястья до локтя. Пока они сопровождали незадачливого самоубийцу к машине «скорой помощи», голый кубинец исчез.
Они позвонили в полицию Делрея и сообщили об исчезновении клиента, который, скорее всего, курсирует по их территории, завернувшись в простыню с печатью Южного округа, возможно откликаясь на имя «Джеральдо», — как бы то ни было, пусть его доставят обратно.
Полиции ничего не удалось выяснить.
Около пяти часов, когда Джил уже представляла себе, как вернется домой в нормальное человеческое время, как пройдется босиком по комнате, прихлебывая ледяное пиво из бутылки, она обнаружила, что из ее сумки пропал бумажник и ключи. Кто мог их украсть, кроме голого кубинца?
В 6.45 Мери Элизабет сдала вахту. Пару минут спустя она вернулась и принесла ключи и почти пустой бумажник Джил. Она нашла их на парковке, сказала Мери Элизабет. Споткнулась о ключи, когда шла к своей машине.
Странное дело: пару часов назад Джил искала свои ключи и у переднего, и у заднего входа. Тогда их там не было, откуда же они взялись теперь?
Если у этого парня помрачение сознания и он способен голым войти в казенное заведение Южного округа, приняв его за место, где играют в хайалай, а потом, завернувшись в простыню, удрать с ее бумажником и ключами, — кто знает, может быть, в момент просветления он сообразил, что ей понадобятся ключи, водительские права, и, будучи по сути своей хорошим, заботливым парнем, проскользнул сюда и…
Сойдет на первый случай.
И только на пути домой, в Бойнтон-бич, под приглушенную, успокаивающую музыку Джил начала соображать, что за всем этим может скрываться какая-то угроза.
А что, если вся эта история, этот разгуливающий голышом парень — лишь уловка, трюк, разыгранный с целью похитить ее ключи и выяснить, где она живет? Что, если голый, страдающий амнезией кубинец на самом деле— хитроумный взломщик? Может такое быть?
Вряд ли.
И все же она продолжала мысленно рассматривать такую возможность, поднимаясь по бетонной винтовой лестнице на второй этаж, проходя по коридору и отсчитывая оранжевые фонари над задними дверями квартир, пока не дошла до номера 214.
Что, если ее квартиру обчистили?
Открывая дверь, Джил затаила дыхание. Господи, она выложила почти семь сотен за стереопроигрыватель с колонками, более трехсот за цветной телевизор, а там, на балконе, велик за двести…
В квартире было темно. В полосе оранжевого света, пробивавшегося сквозь кухонное окно, она видела очертания раковины и стола. Джил прошла через кухню и маленький холл в гостиную, всмотрелась в стеклянную дверь, выходившую на ее личный балкон, в тусклом свете наружного фонаря различила очертания своего велосипеда, нащупала выпирающий из книжного шкафа телевизор и испустила глубокий вздох облегчения и усталости. «Спасибо тебе, Господи», — подумала она — это была не молитва, а оставшаяся с детства привычка — и тут же снова вдохнула— резко, испуганно— и произнесла вслух: «Господи Иисусе!» — и это тоже не было молитвой.
— Что вам нужно? — спросила она, чувствуя, как горло сводит судорогой. Она лишь отчасти могла разглядеть этот силуэт на фоне окна, она лишь угадывала присутствие этой фигуры в кресле, но уже знала: там, поджидая ее, затаился мужчина.
