— Вы уверены?
— Как-никак, Джо, я— девушка из «Спринг Сонг».
— Хорошо, а мне сколько лет?
— Тридцать восемь.
— Точно, — признал он.
— Но выглядите вы на тридцать семь, и ни днем старше!
Кундо Рей возвращался на черном «понтиаке», который он купил за свои кровные— этакое черное чудище с темными стеклами, Ноблес утверждал, что ночью из него ни фига не разглядишь, даже свет фар кажется каким-то призрачно-желтым, дорожных знаков и то не видать. Кундо Рей не отвечал на его подначки— он любил свой «понтиак», ему даже больше нравилось ехать в нем плавно, медленно, как сейчас, нежели гнать, потому что так он слышал гудение и рокот мотора, чувствовал всю эту мощь, спрятанную у него под капотом. Кундо вырядился в один из костюмов, предназначенных для поездок на этой машине, голубую шелковую рубашку с белым шелковым галстуком. Ноблес остался в своей сине-голубой униформе с полуоторванными погонами и недостающими пуговицами. Кто-то пытался осложнить ему жизнь — так он выразился.
Кундо ответил:
— Похоже, ему это удалось.
Они ехали на юг вдоль Оушн-драйв, слева тянулся парк Луммус и пляж, справа как раз показались старые гостиницы и парковка, тесно уставленная автомобилями.
— «Нидерланды», — читал Кундо Рей, согнувшись над рулем и вглядываясь в вывески. — «Кабальеро»… Вон «Кардозо», видишь? Там еще эта сволочь выступает.
— Навес, — откликнулся Ноблес— Поезжай медленнее.
— Да куда уж медленнее. — Рей выжал сцепление и чуть добавил газку, вслушиваясь в фырканье мотора и выхлопы, вылетающие из задницы его крошки.
Мужчина и с ним девушка со странными, будто наэлектризованными волосами перешли через дорогу в свете фар, оглянувшись на автомобиль.
— Вон она, «Делла Роббиа», на углу. Номера отсюда не видно, но это она— сюда отвез ее дружок, — сказал Ноблес. И вдруг воскликнул, резко повернувшись на сиденье, обеими руками вцепившись в дверь: — Как открыть это чертово окно?
— Что с тобой? — удивился Кундо Рей.
— Скорее открой окно, на хрен!
— Кондиционер включен.
— Открой, блин, окно! Поворачивай обратно!
— Да что с тобой? — осклабился кубинец.
Этот парень точно сбесился, бьется, как тигр в клетке, скребет когтями дверь.
— Это тот тип, тот засранец, который мне вмазал.
— Кто? Который с девицей?
— Поверни назад, блин!
Им пришлось сперва доехать до Двенадцатой улицы, где Кундо развернулся и поехал на север по Оушн-драйв.
— Опусти окно!
— Я и так все вижу. Успокойся. Чего ты так возбудился?
— Я их потерял! — Ноблес прижался носом к оконному стеклу.
— Они там, — сказал Кундо. — На веранде.
Ноблес быстро глянул в ту сторону и еще сильнее вытянул шею.
— Парень отпирает дверь, — прокомментировал Кундо Рей. — Стало быть, он здесь живет. Это тот самый парень, ты уверен?
— Уверен, — сказал Ноблес, внезапно успокаиваясь, но все еще неотрывно глядя в заднее окно. Они подъезжали к «Кардозо». — Это он. — Только когда они добрались до Пятнадцатой улицы, где кончалась Оушн-драйв и нужно было сворачивать налево, на Коллинс, он наконец распрямился.
— Я не рассмотрел его толком в темноте, — сказал Кундо. — Но ты уверен?
Ноблес откинулся на спинку сиденья, глядя прямо перед собой.
— Да, — повторил он. — Это он. Тот самый парень.
— Хочешь вернуться?
— Нет. Пока не надо.
Поглядев на него, Кундо Рей сказал:
— Что-то ты как-то по-новому заговорил.
Глава 9
В окно ударил солнечный свет. Ла Брава схватил телефонную трубку возле кровати, и девичий голос быстро произнес:
— Разбудила вас, да? Извините, — Теперь он узнал этот голос— Не знаю, который теперь час, а сестра все не подходит, сколько я ни зову…
Он проскочил мимо больницы, приняв ее за мотель или авторынок— сплошные окна, — только развернувшись и подъехав поближе, прочел вывеску: «Мемориальный госпиталь Бефизда».
Джил Уилкинсон лежала одна в двухместной палате. Она выглядела моложе, миниатюрнее, но все равно мало походила на жертву. У нее обнаружили легкое сотрясение мозга и положили на сутки в больницу для обследования. Когда Ла Брава вошел в палату, Джил сосала кусочек льда.
— Мне со вчерашнего дня не дают никакой еды. Представляете? Отказываются меня кормить, пока мне не полегчает.
— Выглядите вы неплохо.
— Спасибо. Всегда мечтала выглядеть «неплохо».
Он наклонился над постелью, совсем близко к девушке, всмотрелся в ее чистое, без косметики лицо. Карие глаза смотрели на него в упор, словно чего-то ожидая.
— Вы выглядите замечательно. А чувствуете себя как?
— Спасибо, уже лучше.
— Напрашиваетесь на комплименты?
— Обычно мне не приходится их долго ждать.
— Голова болит?
— Еще как. Я очень устала. Будто мной попользовались и выбросили.
— Это он сделал с вами? Попользовался?
— Пытался. У него были кое-какие идеи. О господи, у него были идеи!
— Что ему помешало?
— Я сама. Я сказала: «Только сунь свою штуку мне в рот, я ее напрочь откушу, Богом клянусь!»
— Ну и ну!
— Тут он призадумался. Я его предупредила: он может меня убить, но ему придется всю оставшуюся жизнь присаживаться на унитаз, чтобы отлить.
— Ого!
— Он сунул мне в рот дуло револьвера — мы-то с вами знаем, кто подсказал ему эту идею, — и это навело его на другую мысль.
— Он вас ударил?
Они оба хорошо знали, что такое насилие.
— Он толкал меня, пинал. Я оторвала ему погоны, и он рассвирепел. Я попыталась удрать в ванную и запереться там, но он ворвался следом за мной, распахнул дверь, и я отлетела к краю ванной, треснулась головой о кафель.
— Он явился к вам в своей униформе?
— Ага.
— Вы потеряли сознание?
— Я потеряла ориентацию, мне было плохо, но я не вырубилась. Он отнес меня на кровать, сел рядом со мной — подумать только! — взял меня за руку и принялся извиняться, что, дескать, всего-навсего хотел пошутить.
— Он не был напуган?
— Не знаю, я к тому времени уже не соображала. — Она покатала кубики льда в бумажном стаканчике, поднесла стаканчик ко рту и приостановилась. — Да, он пытался снять с меня рубашку, якобы уложить меня в постель, а я схватила его за палец и изо всей силы отогнула его назад.
