— Отец, мы говорим о Ювеналии, — прервал его Август. — Его родители по-прежнему живут в Чикаго?
— Он не знает своих родителей, — сказал отец Нестор. — Он жил и воспитывался в сиротских приютах, в частности в приюте Милосердной Девы Марии. Вы слышали об отце Келли? Он уже умер…
— Отец… — покачал головой Август.
— Хорошо, хорошо… — поморщился отец Нестор. — Из этого приюта его перевели в больницу, где он успешно работал братом милосердия, а вскоре после этого вступил в монашеский орден.
— Вы долго жили в Сантареме до того, как он там появился?
— О да, много лет…
— Вы помогали ему? Возможно, ввели в курс дела?
— Видите ли, мы находились в разных монастырях.
— Но ведь вы знали его!
— Да, я встречал его. И домой мы летели на одном и том же самолете.
— Давайте поподробней о том, что было до самолета.
— В каком смысле?
— Расскажите, как все происходило, когда начались чудеса и когда вы впервые увидели кровь.
— Ой! — воскликнул отец Нестор, поморщившись. — Мне надо в туалет, опять меня скрутило.
8
Джерри сказал, что стоит ему закрыть глаза, как он сразу видит парня, который вламывается сквозь стену прямо к нему в палату и прет на него.
— Подумаешь! — хмыкнул его сосед. — А я вижу мерзких тварей, шныряющих по всей комнате. Забираются ко мне в кровать, я кричу, стараюсь сбросить их, а они все лезут и лезут… Будто ящерицы!
— Ящерицы… — скривился Джерри. — А у парня в руке нож, он замахивается, собираясь зарезать меня…
— То-то я слышу крики из четвертой палаты, — заметила Эдит, постучав костяшками пальцев по столу. — Линн, хочешь еще кофе?
— Пойду принесу, — ответила Линн, поднимаясь.
Надо что-то делать. С утра до вечера кофе и эти бредни алкашей… После ужина четыре часа телевизор… Сидишь, переключаешь программы и озираешься по сторонам в ожидании Ювеналия. Где он, куда подевался?
Линн вернулась к столику с двумя чашками кофе в руках.
— Я скоро вернусь, — сказала она, поставив чашки с кофе возле Эдит.
— Обычно они помалкивают, если только рядом не оказался новенький, которого они хотят поразить, — объяснил Ювеналий.
— Их бредни меня утомили, — ответила Линн. Выдержав паузу, она добавила: — Я искала вас.
— У меня было много вызовов.
— Это ваш кабинет?
Линн окинула взглядом комнату, напоминавшую кабинет, где она была на приеме у консультанта-нарколога. Там был телефон, здесь на столе тоже стоял телефонный аппарат.
— Я сижу в этом кабинете, когда нахожусь на дежурстве. Отсюда лучше слышно, если кто-то начинает буянить. Мой кабинет в самом конце коридора.
— Я вам не помешала?
— Нет-нет! Присаживайтесь. Хотите спросить меня о чем-то?
Линн опустилась в кресло рядом со столом, не спуская с него глаз.
— Ну, если угодно, после того как я раскрыла свои карты…
— Начнем с того, что Квинн сразу понял, что у вас все в порядке.
— Я разговаривала с ним всего минуту, — заметила Линн. — Это когда он, громогласно вещая, появился в той огромной комнате, которая напоминает крытый трек для мотогонок. Пришел и произнес самую восхитительную речь, которую я когда-либо слышала.
— Он любит ошеломить слушателя, — улыбнулся Ювеналий. — Вы когда-либо видели пожарную машину? Старую, допотопную? Короче говоря, он как-то раз посадил несколько здешних обитателей в кузов, и они отправились в центр города. Гудели, били в колокол, приветствовали прохожих. Это своего рода психотерапия. Алкоголикам требуется встряска…
— Прежде чем я уйду отсюда, я…
— Вам не требуется встряска, — прервал ее Ювеналий. — Вы в полном порядке.
— Я хочу узнать, обидела ли я вас, сказав, что пришла сюда, чтобы выяснить кое-что насчет вас… Но вы вовсе не чокнутый или типа того.
— А вдруг? — улыбнулся Ювеналий. — Вам, оказывается, доводилось выступать в роли регента на церковной службе.
— Вы что, наводили обо мне справки?
— Я разговаривал с Вирджинией и спросил ее о вас.
— Я дирижировала церковным хором лишь во вступительной и заключительной части.
— Хотелось бы на это взглянуть…
— Главной особенностью службы был преподобный Бобби Форши. Он выходил и принимался исцелять больных и увечных…
— Вы, должно быть, хотите услышать от меня, возможно ли подобное? — прервал ее Ювеналий.
— В жизни всякое бывает, — ответила Линн. — Бобби, вероятно, и исцелил некоторых из них. А вы исцеляете?
— Думаю, да.
— А как вы делаете это?
— Это трудно объяснить.
— Понятно, — протянула Линн. — Скажите, если у меня что-то не в порядке, заболевание или что-то в этом роде, вы можете меня вылечить? Или, как вы говорите, исцелить?
Ювеналий задумался, не отводя от нее взгляда красивых карих глаз, опушенных густыми ресницами.
— Вас что-то беспокоит?
— Кое-что… — кивнула Линн. — Хотелось бы знать, напрасно я переживаю или нет.
Обогнув угол стола, он подошел к ней, дотронулся до ее правого плеча, затем до шеи в глубоком вырезе свободной блузки, затем положил ладонь ей на грудь.
Она замерла, ощущая мягкое прикосновение его пальцев. При этом они смотрели друг на друга. Она подумала, что надо бы отпрянуть с выражением испуга на лице, но интуиция подсказала ей, что момент для этого уже упущен.
— Вы собирались сказать мне о том, что у вас какая-то опухоль, возможно злокачественная. Хотели спросить, смогу ли я чем-либо помочь. — Он убрал руку. — Скажите, пожалуйста, вы хотели меня испытать, а может, привести в смущение?
Линн молча пожала плечами.
— В общем, не волнуйтесь, у вас с грудью все в порядке.
Линн вздохнула. Подумать только!
— В каком смысле в порядке? — улыбнулась она.
— Во всех, — вернул ей улыбку Ювеналий.
То-то же! Его прикосновение было совсем не медицинским… Впрочем, он ведь и не врач!
— Мне надо идти, — сказал Ювеналий погодя.
— Куда?
— Думаю, к Арнольду. Ему сейчас очень плохо.
Ювеналий ушел. Линн задумалась. Неужели он ушел, чтобы отделаться от нее? Впрочем, Арнольд действительно нездоров. Она вспомнила, как он утром с трудом плелся в лабораторию, а затем раздался громкий крик нянечки: «Помогите кто-нибудь Арнольду!»
Линн взглянула на телефон на столе.