— Вишь ты, губы раскатала! — произнесла Линн вполголоса.
Видите ли, у нее нет никакой профессиональной подготовки. Никакой подготовки не требуется для того, чтобы крутить задницей. Линн закипала. Бог «даровал» этой бабенке тело, и она не стыдится его… Подумать только! Давалка нахальная…
Господи, чего это она? Ей-то какое до этой Антуанетты дело?! Никакого! Но все-таки…
Нет, по какому праву эта Антуанетта Бейкер красуется в своем бикини на первой полосе «Детройт ньюс»?
Линн долго не могла успокоиться…
У Августа Марри заныло в животе.
— Взгляните на нее, — процедил он.
— Немного старовата, но недурна, — ухмыльнулся Грег Чарницки.
— Вам смешно, а я вне себя! Они меня достали…
— Кто?
— Эти сучки… Одна — в бикини, другая из «Детройт фри пресс», где нет ни слова об Обществе Святого Духа. А я ведь ей обо всем рассказал в подробностях!
— Надо было об этом Ювеналию рассказать, — заметил Грег. — Если он, как полагают, настолько чуткий…
— К Ювеналию невозможно было даже подойти, — прервал его Август. — Этот священник у алкоголиков… Он буквально оттолкнул меня в сторону. Я ему: «Мне надо с ним поговорить». А он: «Приходите в другой раз, ему надо работать». Я ему: «Ювеналию надо работать для церкви, а не для кучки алкашей».
— А он что?
— А он повернулся и ушел, прихватив с собой Ювеналия. Завтра вы прочтете мою статью о реабилитационном центре. Я ее озаглавил так: «Вы заявляете, отец Квинн, что вы католик… Докажите это!» Этот Квинн тот еще пройдоха! Он прибрал к рукам Ювеналия, рассчитывая с его помощью сделать рекламу своему алкашному заведению.
Грег Чарницки взял со стола газету, пробежался беглым взглядом по четвертой полосе.
— В городском аэропорту произошло ограбление — читали об этом? Грабителей поймали.
— Грабители повсюду, — отрубил Август. — Взгляните только на их рожи! — Он ткнул пальцем в фотографию. — Эти черномазые внаглую улыбаются. И знаете почему? Они знают, что через несколько дней их выпустят на волю, и они снова будут шнырять вокруг… Думается, скоро и до меня доберутся. Но фигули им на рогули! — Август выдвинул средний ящик стола, достал револьвер и положил его на стопку разных бумаг.
Грег взглянул на него.
— Это моего отца, — пояснил Август. — «Смит-и-вессон». Калибр тридцать восемь. Думаете, при виде его они дадут тягу?
— Думаю, да, — кивнул Грег.
— А я сомневаюсь.
— Вы что же, станете в них стрелять?
— Если кто-то появится здесь с целью взять то, что принадлежит мне, я того застрелю. И если Господь захочет помиловать его душу, то это Его дело.
Во вторник Билл Хилл снова поехал в телецентр, и на этот раз ему пришлось ждать Говарда Харта сорок минут. Важная птица! — думал он, сидя в приемной. Хвост распушил, а у самого четвертое место в рейтинге субботних вечерних программ.
Наконец этот индюк надутый появился. На столе у него лежали раскрытые газеты.
— С чем пожаловали на этот раз? — оскалился Говард Харт.
— Я тут подумал и решил, что Ювеналий может стушеваться. Простой, несколько наивный парень, а у вас в студии такое яркое освещение…
— Сначала в студии появятся Ричи вместе с матерью, — прервал его Говард Харт. — Спустя какое-то время лечащий врач. А затем Ювеналий вместе с психиатром. И пусть они устроят перепалку.
— Ювеналий милейший человек, — сказал Билл Хилл. — Думаю, он заслуживает того, чтобы вы уделили ему особое внимание.
— Насчет теолога я еще не решил. На чьей он стороне? Этого Ювеналия?
— Он ни на чьей стороне.
— Тогда он мне не нужен. Ювеналий и психиатр — лицом к лицу — это то, что надо.
— Почему бы вам не оставить психиатра в стороне и не поговорить только с Ювеналием?
— Почему бы мне вместо этого не оставить вас в стороне?
— Не получится, — покачал головой Билл Хилл. — Ведь это я все устроил. Почему бы вам не побеседовать с мальчиком, его мамашей-танцовщицей, лечащим врачом, психиатром, а также с теологом — со всеми вместе — в эту субботу, а в следующую субботу пригласить Ювеналия и побеседовать с ним пару часов.
— И о чем мне говорить с ним два часа?
— О чем хотите. Но не пройдет и пятнадцати минут, вы знаете, что случится?
— Скажете — узнаю…
— У вас на глазах, а также у пятидесяти миллионов зрителей, если, конечно, будет проделана соответствующая подготовка, у Ювеналия появятся стигматы, из которых станет сочиться кровь, и он исцелит какого-нибудь калеку, по вашему выбору, и все это произойдет в прямом эфире национального телевидения.
Говард Харт задумался.
— Когда он это сделает, — продолжил Билл Хилл, — ваш рейтинг поднимется с четвертого места на первое. Вам это не повредит, не так ли?
— Что вы вообще знаете о рейтингах? — прищурился Говард Харт.
— Ничего не знаю, но я читал в газете, в колонке телеобозрения, что ваш канал могут закрыть, если число ваших зрителей будет оставаться на прежнем уровне.
— А что, если парень, условно говоря, не сработает?
— А что, если вы пригласите певца Нейла Даймонда, а он вдруг не издаст ни звука? — усмехнулся Билл Хилл. — Ювеналий творит чудеса, понимаете вы это? И если вы хотите увидеть его на другом канале, скажите мне об этом прямо сейчас.
Билл Хилл поднялся с кресла, собираясь уходить.
— Допустим, я согласен, — задумчиво произнес Говард Харт, словно еще колеблясь в принятии решения.
— Тогда мы заключаем контракт в установленной форме, по условиям которого вы обязуетесь выплатить мне один миллион сорок тысяч долларов за доставку Ювеналия на ваше ток-шоу.
Говард Харт откинулся на спинку кресла и разразился хохотом. Затем он покачал головой и сделал вид, будто вытирает выступившие на глазах слезы.
Ну артист!
Билл Хилл подождал, а потом сказал, педалируя голосом каждое слово:
— К вам поступило множество коммерческих предложений относительно двухчасового шоу в эту субботу. Я насчитал тридцать одну рекламу, включая заставки телецентра, и понял, что канал продает свое время примерно сто двадцать пять тысяч долларов за минуту. Это очень большая сумма. Я прошу из нее лишь один миллион и сорок тысяч.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — вскинул брови Говард Харт. — Все это не так просто.
— Тогда сделайте так, чтобы было просто, чтобы я мог понять. В данный момент мы с вами не будем обсуждать вопрос о повторных трансляциях, поскольку я дам поручение своему юристу, и он сообщит вам о том, какую долю прибыли от повторов мы рассчитываем получить. Но сейчас я готов подписать контракт на один миллион и сорок тысяч долларов, в противном случае не видать вам Ювеналия как своих ушей. Если вы попытаетесь договориться с Ювеналием за моей спиной, наша договоренность автоматически утрачивает силу и вы остаетесь с носом. Ну, что скажете?
