Даур сел рядом со стариком.
— Я к чему это сказал? Ты Гурама помнишь? Ни овец у него не было, ни дома… Ничего не было, совсем бедный был. Так он в Москву уехал. Теперь два дома в Пицунде купил, в центре Москвы квартира. Совсем олигархом стал.
— Да ну! — загорелся Даур.
Наивное удивление парня явно польстило старику.
— Машин у него, как у меня овец, — продолжил Малхаз. — Столько, говорит, у него машин в Москве. Сам на дорогом лимузине приехал. Вот, летом только навещал. Так на него вся Пицунда глазела. Как президент приехал. У него там и окна в машине сами опускаются и поднимаются. А что внутри, совсем не видно. Потому что окна — черные! Как только они ездят на этих автомобилях…
— Это только снаружи ничего не видно. А изнутри, как на ладони, — пояснил Даур. — Только запрещено это — такие окна сейчас. Штрафы большие…
— Он денег столько заработал, сколько мы с тобой и не видели отродясь, — старик похлопал Даура по руке. — Не волнуйся. У него теперь и на штрафы хватает, и на мамалыгу, и на дом… Все у него есть.
— Что, неужели он в Москве так разбогател? — едва не перебил старца Даур.
Старик поднял вверх раскрытую ладонь и многозначительно улыбнулся.
— Слушай, — все так же неспешно проговорил он, охлаждая пыл молодого собеседника. — Гурам — троюродный брат мне. Ты, может, помнишь его лицо. Отец-то твой точно вспомнил бы. На свадьбе у дочери моей гуляли. Эх!..
Гугуава запнулся. На глазах старика выступили слезы. Он предался воспоминаниям. Поторопить старика Даур не смел.
— Гуляли, время было!.. — продолжил наконец Малхаз. — Это еще до войны. А потом как покатилось все… Мужчин сколько в войне погибло. А кого не убили, тот сам из Апсны ушел, чтобы семью спасти… Ладно… — старик посмотрел на Даура. Его влажные от слез глаза блестели на ярком солнце. — Этот Гурам бизнес большой имеет в Москве. У него машин этих — таксопарк целый. Он, когда приезжал, говорит, пусть апсуа ко мне едут. Для абхаза я всегда работу найду, сказал, и заработать дам. Пусть приезжают ко мне. Я и жилье, мол, предоставлю, и с голоду своим умереть не дам. Так он и говорил. Абхазская кровь!
— Это как же это он смог столько денег заработать?! Да если бы я мог… Я бы уже женился.
— Ты машину водить умеешь? — поинтересовался Гугуава.
— Умею, — горячо заверил Даур. — Я, можно сказать, таксистом сейчас и работаю.
— Вот! А у нас, как говорится, мозолистая рука подаяния не просит… Так что, если работать будешь, и на лимузин заработаешь, и на золото. У него, у Гурама, этого золота… На шее только вот такая цепь висит, — старик продемонстрировал два соединенных пальца. — Вот так-то!
Малхаз стал подниматься со скамейки. Даур подставил ему свое плечо.
— Сейчас, подожди, — Гугуава сделал несколько шагов в сторону крыльца дома, а затем остановился у окна. — Эмзар! — крикнул он в раскрытую створку. — Эмзар, пойди сюда!..
Через несколько секунд на крыльце появился мальчик лет десяти.
— Я здесь, — парнишка резво сбежал по ступеням вниз. Сдернув с бельевой веревки панаму, он на бегу нахлобучил ее на голову и подлетел к деду. Старик потрепал мальчика по волосам.
— А ну, поди, принеси со стула в моей спальне листок, куда дядя Гурам записал адрес. Там написано — Москва. Ты читать-то уже умеешь?
— Умею, — звонко отозвался Эмзар. Он рванул на крыльцо и исчез за дверью так же быстро, как появился.
* * *
Никаких сомнений уже не осталось. Взвесив все за и против, Даур твердо решил оставить родную деревушку и отправиться в Москву. Он был твердо уверен в том, что ему понадобится не более полугода на осуществление намеченных планов. А потом он вернется. Вернется уверенным в себе состоятельным человеком. И сможет жениться на Нино. К настоящему моменту в этом заключалась его единственная мечта. При наличии тех средств, которые он сможет заработать в Москве с подачи Гурама, никто не сможет воспрепятствовать их браку с Нино. А ее отец и подавно. Он лишь будет рад такому зятю…
Даур вдохнул полной грудью сладковатый ночной воздух и, подавшись вперед, облокотился на перила веранды. Сегодня он в последний раз наслаждался видом мохнатых южных звезд над высокими горами родного края, в последний раз вслушивался в стрекот цикад, облюбовавших себе местечко в мандариновом саду. Даур знал, что ему будет не хватать всего этого. Но выбора не было. Завтра он на полгода покинет чарующие и дорогие его сердцу окрестности Пицунды. Покинет, чтобы вернуться.
Скрип половицы заставил Даура прервать ход собственных мыслей и обернуться. Нино, завернутая в белоснежную простыню, не столько скрадывающую, сколько подчеркивающую идеальные формы ее тела, приблизилась к молодому человеку и нежно обняла его за крепкие мускулистые плечи. Даур привлек девушку к себе и горячо поцеловал в губы. Свет полной луны пробивался сквозь легкую прозрачную ткань и позволял Дауру видеть очертания тела любимой.
— Я люблю тебя, — тихо и, как показалось Дауру, даже боязливо произнесла Нино. — И никогда не была так счастлива, как сейчас. До сих пор не могу прийти в себя.
Он поцеловал ее еще раз.
— Не жалеешь?
До сегодняшнего дня ни у нее, ни у него никогда не было физической близости, и Даур сам едва сдерживал переполнявшие его эмоции. Ему хотелось подхватить Нино на руки, отнести обратно в комнату и не отрываться от нее до самого рассвета. Но, с другой стороны, мысль о том, правильно ли они поступили, поддавшись порыву, или совершили ужасную ошибку, неотступно преследовала молодого человека. Меньше всего на свете ему хотелось причинить боль любимой…
— Жалею? О чем ты? — переспросила Нино. — Как можно жалеть о том, что способно сравниться лишь с теплой водой или солнечными лучами? Никто ведь никогда не жалеет об этом, Даур. Верно?
— Да, конечно. Но…
— Ты — мой мужчина, — на глазах Нино появились слезы, но в этот момент она и сама не смогла бы объяснить, чем они вызваны. Ощущением бесконечного счастья от того, что произошло между ними, или неотвратимой близостью скорой разлуки с любимым человеком. — Я верю в то, что мы поженимся и будем вместе всегда, Даур. Я нарожаю тебе детишек. Мы будем счастливы. Гораздо счастливее, чем все остальные…
Каждое ее слово падало на душу Даура, как капли бальзама. Его руки заскользили по плечам Нино. Белоснежная ткань мягко упала к ногам девушки. Даур склонился и стал ласково покрывать поцелуями ее тело. Нино откликнулась на его действия глубоким вздохом.
— Ты ведь вернешься, Даур?
— Вернусь, — страстно заверил он. — Обещаю тебе, Нино! Ты для меня — единственное, ради чего стоит жить. И ты — единственное, ради чего я еду. Гугуава сказал мне, что это мой шанс, и я ему верю.
— Я буду ждать тебя, Даур. — Нино прижала его голову к своей груди. — Буду ждать тебя столько, сколько понадобится. Потому что люблю тебя.
