– Вам грозит жестокая смерть от руки одного из ваших родственников, мадам! – произнесла она. – Вам надо остерегаться!
Несмотря на маску, маркизе не удалось скрыть свое волнение. Побледнев, она принялась нервно теребить тонкими пальцами вышитые бархатные перчатки, которые сняла, войдя в дом.
– Остерегаться? – упавшим голосом переспросила она. – Но чего?
– Всего! Железа, огня, яда… в иных случаях все средства хороши. Если вы не будете начеку, то не доживете до конца этого года.
Эти слова повергли Диану в ужас. Ей хотелось засыпать гадалку вопросами, но та уже успела обрести прежний сонный вид и опустилась в кресло, буквально утонув в широких складках своего нелепого балахона, расшитого золотыми орлами. Ее глаза с набрякшими веками устало закрылись.
Диану охватило сильнейшее желание поскорее покинуть душное логово ворожеи, вселившей в ее душу неизъяснимую тревогу. Торопливо вытащив из муфты кошелек, она положила его на стол. Ла Вуазен открыла один глаз и оценивающе оглядела кошелек. Судя по всему, оценка была положительной, ибо гадалка быстро встала, подошла к большому сундуку, обитому медью, и бросила туда кошелек. Затем она порылась в глубинах сундука и вытащила флакон, наполненный пахучей жидкостью. Посмотрев его на свет, она протянула флакон молодой женщине. Взор ее внезапно снова стал ясным и проницательным.
– Не ведаю вашего имени, сударыня, но вы, несомненно, принадлежите к высшему обществу. У вас была любовь, но не было счастья. Вы несчастны, и все же вы не стали требовать у меня того… за чем так часто приходят сюда другие.
– За чем же они приходят?
– Не имеет значения! Вы все равно не поймете. Но выслушайте меня хорошенько: если после завтрака или обеда вы почувствуете себя плохо, проглотите несколько капель этого целебного средства. Поверьте, оно уже спасло немало людей, спасет и вас. А теперь идите. И да хранит вас бог!
С этими словами ворожея снова опустилась в кресло и закрыла глаза, словно усилие, которое она только что сделала над собой, исчерпало ее силы.
Пытаясь унять охватившую ее тревогу, маркиза де Ганж на цыпочках вышла из комнаты и направилась к карете, а усевшись, зябко поежилась и закуталась в меховую накидку. Зима была холодной, Сена замерзла, и теперь ее можно было перейти по льду пешком. Каждый день на улицах подбирали трупы несчастных, умерших от холода; морг Большого Шатле был переполнен. Внезапно маркизе показалось, что сердце ее так же оледенело, как и сердца этих покойников. Ей было страшно признаться, что увиденная ею странная женщина всего лишь догадалась о смутных предчувствиях и мимолетных страхах, которые то и дело посещали ее…
Дело в том, что с некоторых пор Диане стало казаться, будто супруг никогда по-настоящему не любил ее и женился на ней исключительно из-за приданого. Временами она даже задавалась вопросом: а не испытывает ли он ненависть к ней?..
Итак, всю дорогу до предместья Марэ, где находился дом ее матери, мадам де Ганж смотрела на маленький флакон, который лежал у нее на ладони и даже через перчатку согревал ей руку и придавал мужества. Возможно, думала она, ей следовало поблагодарить мадам де Суассон более сердечно, чем она сделала это накануне!
Дома Диану встретила невообразимая суета. Слуги сновали во все стороны, носили вещи и укладывали их в чемоданы, а посреди всей этой неразберихи расхаживал маркиз, еще более сумрачный, чем обычно.
– Завтра мы уезжаем в Авиньон, – сообщил он жене, пока та снимала накидку. – Дорогая, я вынужден сообщить вам печальную новость, так что соберите все свое мужество.
Столь безрадостное предисловие сразило ее на месте. Диана побледнела.
– Бог мой, что случилось?
– Речь пойдет о вашем деде. Достойный господин де Ношер…
Не успев произнести роковые слова, он бросился к жене, которая, охваченная внезапной слабостью, зашаталась и непременно упала бы, если бы он не подхватил ее.
К счастью, обморок был непродолжительным. Очнувшись, Диана обнаружила, что сидит в кресле, а Шарль идет к ней со стаканом воды в руке.
– Выпейте, дорогая! Это придаст вам сил.
Он улыбался, и молодую женщину внезапно охватил жуткий страх. Широко раскрыв глаза, она смотрела на стакан, приближавшийся к ее губам, и ей казалось, что в нем была растворена цикута!
Диана недаром вспомнила о страшном предсказании Ла Вуазен: после смерти деда она становилась несметно богатой и совершенно беззащитной. К несчастью, за восемь лет, прожитых с мужем, Диана поняла, что он вечно нуждается в деньгах, хотя не имела ни малейшего представления, на что он их тратит.
Вежливо, но решительно она отвела его руку:
– Нет, благодарю! Мне не хочется пить. Я просто замерзла. Продрогла до костей…
Маркиз не стал настаивать, поставил стакан на стол и вызвал камеристку Дианы. Приказав уложить хозяйку в постель, он еще раз напомнил, что они уезжают завтра на рассвете.
На следующее утро мадам де Ганж покинула Париж. Более она туда не возвращалась.
На похоронах Мельхиора де Ношера присутствовали весь Авиньон и Прованс. После поминок Диана де Ганж, почувствовав недомогание, удалилась к себе – у нее начался озноб, в голове шумело, в боку покалывало. Объяснив себе это странное состояние усталостью после тяжелого дня, она решила позвать Аннету, свою камеристку, и попросить ее приготовить целебный настой. Однако, войдя в туалетную комнату, она увидела, что камеристка, содрогаясь всем телом, склонилась над тазом: ее рвало.
– Боже мой! Что с тобой? – с тревогой воскликнула маркиза, устремившись к девушке.
Аннета подняла на нее помутневший взор.
– Я не знаю! Меня прихватило внезапно… после ужина. Мне кажется… это ванильный крем.
Больше она не успела ничего сказать – мадам де Ганж побледнела, ей сделалось дурно, и она бросилась к камину: ее стошнило. Внезапно, несмотря на смертельную слабость, в голове Дианы мелькнула леденящая душу мысль: ванильный крем ели Аннета и она сама, но господин де Ганж к нему не притронулся! Он утверждал, что ненавидит вкус ванили…
Дурнота прошла, и едва мадам де Ганж смогла перевести дух, она тут же вспомнила о флаконе Ла Вуазен. С трудом Диана дотащилась до кровати, достала спрятанный в изголовье сундучок, вытащила флакон и отпила несколько капель…
Почти в ту же секунду она почувстовала себя лучше. Ее похолодевшие руки согрелись, стало легче дышать. Приободрившись, она вспомнила о своей горничной. Бедная девушка лежала без сознания на ковре перед камином и дышала тяжело, словно больная собака.
Хозяйка опустилась рядом с Аннетой на колени, приподняла ей голову, разжала ножом зубы и капнула в рот несколько капель целебной жидкости. Затем она стала ждать. Через несколько минут бледные губы девушки порозовели – горничная возвращалась к жизни, и Диана мысленно поблагодарила загадочную женщину из Вильнев-сюр-Гравуа.
