День закатился за горизонт, а праздник по случаю освобождения его, Сагидуллы, большого московского человека, продолжался. Он сидел напротив камина в большой комнате трехэтажного особняка и с удовольствием думал о том, что достиг всего, чего мечтает достичь бедный чеченец, приехавший в Москву. Москва приняла его сразу, без обиняков, диаспора встретила радушно, а этот авторитетный человек, играющий в диаспоре не последнюю роль (какую именно, Занкиев не знал, да ему и не было это нужно), попросил оказать добрую услугу. Всего ничего: к нему в гостиницу направляется человек, представляющий опасность для тех, кто вывел его, Сагидуллу, в люди. И управляющего попросили убрать этого человека.
– Мы хорошо заплатим, Сагидулла, – говорил ему мужчина из «Мерседеса» четыре дня назад. – Такая работа оплачивается, потому что это не кровная месть, а просто бизнес. Ты в деле. Тебе хватит ста тысяч долларов, Сагидулла?
О, да. Ему хватало. Сто тысяч плюс доверие, которым обязывали его, управляющего. Это не так мало.
И вот сейчас он сидел перед выбрасывающим праздничные сполохи каминным костерком и думал, как ему поступить с гостиницей. Дело можно доверить мужчине из «Мерседеса». Он обязательно поможет. Раз так, то с потерей Москвы не потеряна Россия. Главное, он помог своему роду. А род в Чечне один – чеченский.
– Ты отдохнул, Сагидулла? – услышал он за спиной.
По витой лестнице, спускающейся с потолка, мягко ступал человек в белой рубашке и черных брюках – его спаситель.
Выражая уважение, Занкиев быстро встал, улыбнулся, насколько позволено светиться счастьем в присутствии старшего, и почтительно сделал шаг назад.
– Ты выглядишь между тем усталым, – заметил мужчина. – Пойдем, дорогой, погуляем. Сегодня прекрасный закат.
Садись, – сказал он ему, указывая рукой во дворе на свободное кресло на кромке бассейна. – Ты чувствуешь, как здесь свежо?
О, да. Он чувствовал.
– Я благодарен вам, – сказал Занкиев. – Вы сделали для меня невозможное.
Мужчина устало махнул рукой.
– Мы должны помогать друг другу в этой ужасной стране… А скажи, Сагидулла, кто убил этого губернатора? И как это происходило? Ты пойми меня правильно, несколько дней назад в просьбу не входил пункт, требующий, чтобы ты отчитался. Просто уже сегодня начнется суматоха, и мы должны правильно себя в ней чувствовать. Твой отъезд в Ичкерию – это еще не есть спасение. Там тоже есть прокуроры, Сагидулла. И милиция есть. Только они более озверелые.
Занкиев почувствовал неприятной холодок. А несколько часов назад этот же самый человек говорил о том, что сделает все возможное, чтобы переправить Сагидуллу в Турцию. Он решил быть внимательнее с мужчиной. Но сначала нужно было ответить на вопрос.
Занкиев не понимал, почему солгал. Наверное, ему показалось, что он оставляет в этой лжи для себя какой-то зазор во времени.
– Есть у меня коридорный, – сказал он, чуть помедлив. – Его фамилия Колмацкий. Это он убил.
– А твой начальник службы безопасности Дутов какую роль играл в этом деле?
– Он прикрывал отход и убирал следы. – Занкиев вдруг подумал, что, солгав, он не предупредил об этой лжи Дутова. – Почему вы спрашиваете, Магомед-Хаджи? Я сделал что-то не так?
Мужчина покачал головой. Сказал, что Сагидулла сделал все правильно. И завтра он, оставив бизнес в Москве, уедет домой.
– Магомед-Хаджи, – ощущая все больше неприятное чувство, заползающее к нему вместе с сосновым ветерком под рубашку, напомнил Занкиев, – как я могу получить свои деньги? Весь мой бизнес остается здесь, и мне необходимы средства для поездки в Турцию. Простите, что напоминаю.
– Деньги, – сказал мужчина. – Конечно, деньги. Али!..
У бассейна, словно вынырнув из его глубины, возник вчерашний водитель и положил на столик перед Занкиевым тонкий кейс.
– Здесь то, Сагидулла, что ты заработал.
Управляющий щелкнул замками, он знал, как выглядят десять перетянутых резинками пачек стодолларовых купюр. Это неплохие наличные для пребывания в Анкаре столько времени, сколько понадобится для нормализации обстановки в Москве. Он откинул вверх створку и уставился в нижнюю изумленным взглядом. На дне ее лежал узкий длинный нож.
Али взял его, обхватил лоб управляющего «Потсдамом» мертвой хваткой левой руки, а правой одним движением развалил горло Занкиева до самых позвонков.
Секунду крови не было. Лишь удивление в глазах живого, но уже мертвого Сагидуллы. А потом была кровь…
Она широкой струей вырвалась из горла управляющего и зашипела на поверхности бассейна. Кровь била в разных направлениях, заливая и белоснежный кафель, и одежду убийцы и жертвы, и внутренности пустого кейса.
Али пощадил Сагидуллу. Выпустив нож, он резким движением вывернул голову жертвы в сторону, и с хрустом позвонков к управляющему пришла смерть.
От беседки рядом с домом отделились две тени и приблизились, чтобы удовлетворить свое любопытство. Пока сучат ноги. Пока еще течет кровь. А потом убрать.
Магомед-Хаджи стер со щеки алые бисеринки, смочил руки водкой со столика и протер влажными ладонями лицо. Белоснежный платок, выпавший из его руки, забелел на черной траве, как лужица пролитого на асфальт молока.
– Тейп Занкиевых пас баранов со времен Шамиля. Мужчины этого тейпа не меняли одежд по десять лет, а кони их старились не в сражениях, а на огороде. И когда генерал Ермолов стал резать наш народ, мужчины тейпа Занкиевых первыми упали в копыта его коня. А мои предки ушли с Шамилем в горы, чтобы изгнать неверных или умереть. Когда пришла пора последнего, было принято оставить по одному мужчине из каждого рода и дать им уйти от последней драки. Среди них был мой прадед. Он умолял оставить его, но Шамиль приказал уйти, родить и вырастить мужчин для изгнания с нашей земли неверных. И теперь эта собака спрашивает меня: «Где мои деньги?» У тебя нет сыновей, Сагидулла. И твой продажный трусливый тейп закончил свое существование на кафеле моего бассейна. Этот род даже не в состоянии рожать сыновей… Аллах видит, Аллах вершит суд.
Он встал и направился к домику.
– Закопайте собаку в лесу. Выкопайте глубокую яму, но не засыпайте ее доверху. Оставьте в яме место. – Посмотрев на часы, он вошел в дом и дальнейшие распоряжения делал уже в нем. – Найдите мне коридорного Колмацкого. И приведите того прокурора, что был в суде.
Сентябрьская ночь окончательно вошла в свои права и опустила на Подмосковье тяжелое темное одеяло. Пришел холод, заморосил дождь. Но кровь отмыли еще до того, как первые тяжелые капли посыпались на зеленую гладь бассейна.
Он ходил по помещению дежурной части «Красной Пресни», крепко обхватив голову руками. Казалось, что сейчас рядом с дежурным по тюрьме находится не следователь Генеральной прокуратуры, а пять минут назад осужденный к пожизненному лишению свободы узник.
Метнувшись к столу дежурного, он с грохотом оперся на него и, словно не понимая смысла сказанного ему мгновение назад, снова спросил:
