Сделав короткий разбег, он зашвырнул «лимонку» в окно третьего этажа цеха.
Кряжин, когда сверху сыпалась штукатурка и кирпичная пыль, понимал его очень хорошо. Около часа капитан сидел в машине с убийцами, на расстоянии одного мгновения от смерти. Сейчас из него выходят страсти, непонятные тем, кто привык к спокойному течению жизни.
– Спятил, что ли?! – взревел один из собровцев. Рука его была уже перевязана, и после всего произошедшего ему явно не хотелось потратить на себя еще несколько метров бинта.
– Заткнись, – миролюбиво буркнул капитан и прошел к Кряжину.
– Иначе никак нельзя было? – спросил тот, вглядываясь в отвисшую нижнюю губу чеченского авторитета, с которой свисала застывшая струйка крови.
– Он гранату вынул, когда штурм начался. – Сидельников оттирался как мог от крови и выглядел лет на десять старше, чем до поездки в Мининск. – А я ему «мойку».
[20]
Так и сидели сорок минут, как два пидора на лавочке у Патриарших прудов.
– Есть толк? – робко бросил Кряжин, помогая ему снять куртку. – Помимо разгрома бандформирования, разумеется…
– Толк? Толк есть.
Советник подошел к джипу и потянул на себя ручку. Из дверцы, вывалившись, как мешок картошки, повис Хараев. И тут же из его карманов посыпались: записная книжка, мелочь, сотовый телефон и новая карточная колода. Кряжин поднял ее, распечатал и жестом матерого каталы размешал карты одной рукой. Собрал в гармошку, протрещал ими в руке и, не глядя, выбросил из колоды одну. Она упала «рубашкой» вверх, и Тоцкий наклонился, чтобы ее поднять.
Тоцкий уставился на картинку удивленным взглядом.
– Ты посмотри… Точно. Пиковый.
«Важняк» между тем вернулся к капитану:
– Так я насчет толка.
Капитан окинул поле боя взглядом бывалого тактика. Из двадцати двух офицеров СОБРа, принимавших участие в штурме, одиннадцать были ранены, трое из последних тяжело, и их пришлось отправить в больницу еще до того, как закончилась перестрелка. Их вытаскивали из-под огня, закрывали собой и волоком тащили к подъехавшим от водокачки микроавтобусам.
На асфальте и в цехах были обнаружены шесть трупов боевиков, еще два – Хараев и Зазаев – сидели в джипе, семерых, если верить сообщениям с южной окраины завода, задержали омоновцы.
Арифметика Сидельникова не подвела:
– Один ушел. Что вы спросили?
Ему нужно было дать либо водки, либо по лицу. Советник приобнял его и повел к седану. Усадил на пассажирское сиденье сзади, включил двигатель и выехал за территорию. Мимо, сверкая проблесковыми маяками, мчались кареты «Скорой помощи» и два «уазика» с вооруженными милиционерами. Оба ехали по сообщениям граждан – «стрельба на судостроительном заводе». По пути им, похоже, ситуацию прояснили, потому как все выезды были перекрыты оперативниками УБОП, и все, что теперь их интересовало, это посмотреть, как работают московские ребята из Генпрокуратуры и МУРа. Чуть позже Кряжину встретилась и машина областной прокуратуры – те мчались по вызову «важняка». И когда «БМВ» уже почти выехал на дорогу, с нее спустились и караваном двинулись в направлении виднеющейся на горизонте водокачки три «труповозки» городского морга.
Хараев сказал: «Мы скоро будем здесь». Он сказал, что эта земля – их. Хотя никогда она их не была. Он сказал, что если Магомед-Хаджи шакал, то вместо него придет другой. И клялся перед тем, как разжать руку, что они утопят все от гор до северных морей в крови.
Разжал пальцы, хотя у него в резерве было несколько вариантов ухода не только от смерти, но и от неволи. Но он предпочел умереть. Выход у него был, но он сознательно пошел на смерть. На такой шаг в состоянии решиться только тот человек, для которого идея превыше жизни.
На сколько еще вопросов нужно ответить Кряжину, прежде чем найти ответ на вопрос, кто убил Резуна?
Зачем – теперь теряться в поисках предполагаемого умысла не стоило. Резун мешал говорить им вслух, что эта земля – их.
Уже находясь в Мининской областной прокуратуре и слушая в кабинете прокурора следователей, разбиравших трупы и завалы на судостроительном заводе, советник начинал понимать, что происходит в этом далеком северном, как любил называть области Генеральный, субъекте Федерации. Ему вспомнился вертолет, разбившийся из-за непогоды и унесший жизнь одного из губернаторов северных областей. И не одного его, а почти всего его руководящего аппарата. Вспомнился расстрел губернатора в Москве, когда около одиннадцати часов утра к главе администрации края, богатого алмазами и золотом, шагнул молодой человек и трижды выстрелил ему в голову.
Вспомнилась смерть руководителя еще одной, смежной с Мининской, области.
И Кряжин почувствовал усталость, легшую ему на плечи. В московской гостинице «Потсдам» перерезали горло гоударственному чиновнику, обчистили карманы его одежды и унесли содержимое кейса. Банальный разбой, сопряженный с убийством, если смотреть с точки зрения следователя, не желающего впутываться в сложные взаимоотношения политического характера. И маленький пункт глобального плана, вычеркнутый тяжелой рукой невидимого врага как выполненный – если подойти к делу, не боясь встретить непонимание начальства.
– К вам обращался губернатор Резун по поводу странной политической обстановки в области? – поинтересовался он, перебивая одного из следователей, который делал доклад об имуществе, изъятом в результате осмотра места происшествия (судостроительного завода).
Вопрос был обращен непосредственно к прокурору, и тот, задумчиво поводя пальцем по идеальной чистоты столешнице, покачал головой.
– Нет, Иван Дмитриевич. Не припоминаю такого случая.
– Ваш ответ предполагает вероятность того, что такой случай может припомниться, если вы постараетесь. – Кряжин не любил подобные ответы из уст прокурорских работников.
– Да нет же, Иван Дмитриевич! Резун не обращался в областную прокуратуру! – чуть порозовел тот. Дикует «важняк»! Понятно, что он из Москвы, что из Генеральной. Однако прежде всего он – следователь. А перед ним – прокурор.
– У меня к вам три вопроса, – советник поднял глаза на хозяина кабинета, так и не дослушав молодого, но, по всему было видно, старательного следователя.
– Версий убийства Резуна у моей прокуратуры нет, – предвосхитил москвича прокурор.
– Тогда два. – Кряжин дотянулся до папки молодого следователя и подтянул ее к себе. Пролистал свежеотпечатанные, еще липкие фотографии, нашел одну, где было больше красного, и развернул к прокурору. – Два последних года этот человек терроризировал город. Почему губернатору области, чтобы найти защиту у власти и закона, понадобилось лететь в Москву? Почему он ни разу не обратился для этого в областную прокуратуру?
– Надеюсь, вы не рассчитываете на то, что я стану оправдываться перед вами или просто давать пояснения по поводу откровенно провокационной ремарки? – подкатился на колесиках к столу и положил на него локти мининский прокурор.
