– Брось, – презрительно покривился Смайлов. – Твоя совесть чиста только потому, что еще ни разу не была в употреблении. А что касается морали... Мораль – это важничанье человека перед природой, не более того.
– Да, – подхватил Гариков, сидя на столе районного оперативника. – Именно, перед природой. И на основании той же морали ты не имел никакого права убивать барса.
В кабинете наступила тишина. Казалось, осекся даже Смайлов.
– Какого барса?.. – прошептал хозяин «восьмерки». Был он мужчиной тридцати двух с половиной лет, о чем свидетельствовали паспорт и водительское удостоверение, имел крепкую наружность, и оттого вид его казался в эту минуту просто смешон.
– В период с десятого по четырнадцатое июня, ночью, в угодьях Коми-Пермяцкого автономного округа ты, Янин, со своим подельником Крохоборским, выследил и убил снежного барса. Животное, занесенное в Красную книгу. Шкуру продали Степанову с Моховой за тысячу долларов, о чем он со всею ответственностью нам и сообщил во время обыска, проводимого у него в квартире по делу о финансовых пирамидах, – склонившись к самому плечу Янина, Гариков заговорил быстро, но понятно. – Ты убил! Крохоборский уже допрошен. Шкуру снимали вдвоем! Он подтверждает. Статья двести пятьдесят восьмая УК, Янин, до трех лет.
– Да вы с ума сошли, – вырвалось у задержанного.
– Что, будешь отрицать очевидное?
– Ну, как вам сказать, – боясь новых разоблачений, Янин покусал губы. – Снежные барсы, они в Бурятии... Как бы это выразиться поточнее... А Крохоборский не говорил, что мы, прежде чем убить снежного барса, привезли его в Коми из Тибета?
– Янин, если ты сможешь доказать, что с десятого по четырнадцатое июня ты не был в Бурятии, все вопросы к тебе отпадут, – подсел к водителю и Смайлов. – Признаться, Крохоборский нам сам подозрителен. Кстати, где вы познакомились?
Последний вопрос прозвучал не зря. Если Янин уверен в наличии у него алиби, что фамилию эту слышит впервые, он скажет сразу. А уже потом начнет делать выкладки. Если же алиби отсутствует, первым делом его озаботит главная тема. И забота будет тем сильнее, чем больше осознание им своей причастности к событиям двенадцатого июня. Нетрудно догадаться, что проблема исчезновения вида интересует Смайлова и Гарикова менее всего. Но убийства в Москве происходят каждые сутки, и непонятно, к какому именно его «пристегивают». В любом случае, если Янин участвовал, он может себя выдать.
– Алиби... – он откинулся на спинку стула и закусил губу.
Смайлов перекинулся с Гариковым взглядом. «Прокачка» состоялась. Станет ли нормальный человек заботиться об алиби, подтверждающем его непричастность к убийству барса в Бурятии?! Есть контакт...
Янин думает сейчас об обстоятельствах, подтверждающих его непричастность к другим событиям.
– Я спросил, где вы познакомились с Крохоборским, – напомнил Игорь.
– Что? А... Впервые слышу эту фамилию. А в указанный вами период я находился дома, на Тверской.
– Все четыре дня? – уточнил Гариков. – Не выходил из дома, ни с кем не разговаривал, не заказывал по телефону пиво, не звонил никому из женщин, и никто из соседей не заходил к тебе за солью?
– Я не терплю суеты, – объяснил Янин. – Люблю одиночество, возвышенную музыку, Грига например.
Смайлов посмотрел на часы. Два часа прошло, и он стал разыскивать в кармане телефон. Тут ему попался на глаза стационарный, и он взял в руки его. Да так и стал ходить, держа аппарат на руках. Гариков и Янин, изредка посматривая на него, продолжали вести ни к чему не обязывающий разговор. А Смайлов ходил по кабинету, прижимал подбородком к груди трубку и пальцами освободившейся руки от каждой полосы обоев старался отковырять края. Ему это не удавалось, но он и не упорствовал. Старший опер МУРа был всецело поглощен тем, что ему говорил в трубку какой-то «Иван Дмитриевич».
Положив трубку, Смайлов вышел, ни слова не говоря, и вернулся только через четверть часа.
В тот момент, когда он снова вошел в кабинет, Гариков расспрашивал всерьез обеспокоенного своим положением Янина о его личной жизни. Интим, первая школьная любовь, проблемы эрекции, приводил он свои примеры и заставлял Янина высказывать по этому поводу собственное мнение. Тот реагировал вяло, больше думал и, чтобы не допустить этого процесса, Гариков не оставлял в покое владельца «восьмерки» ни на минуту.
– Ну, что ж, гражданин Янин, – вздохнул Смайлов. – Приносим вам свои искренние извинения. Три часа мы у вас украли, но закон нам это разрешает. Крохоборский окончательно опустился. Сейчас он утверждает, что подельником его был не Янин с Моховой, а Ванин со Старой площади. Вы свободны. Хотя, если вы никуда не торопитесь...
– Как это не тороплюсь? – подскочил хозяин «Жигулей», и глаза его впервые за все время нахождения в отделении зажглись живым огнем. – Рад, что все завершилось установлением истины. Барса я не убивал.
– Верю, верю... – дождавшись, пока шаги отпущенного на свободу пленника затихнут в коридоре, Смайлов объяснил: – Его сейчас «поведут» от порога. А криминалист из Генеральной Молибога всю «восьмерку» на образцы скопировал. Как в последний раз. Мне начинает нравиться, как работает Кряжин.
– А алиби у нашего друга нет, – заметил Гариков.
– И это не факт того, что в арке ворот в ночь на двенадцатое был он, – то ли добавил, то ли возразил старший опер. – Янин сейчас мог переживать по причине украденной вечером одиннадцатого числа дамской сумочки из джипа на Ильинке. Но как работает Кряжин, мне начинает нравиться.
Весь последующий день ничего из ряда вон выходящего не происходило. Дважды в Москву звонил Кряжин, трижды в Тернов звонил Игорь Смайлов. Они перезванивались, потому что так было установлено договоренностью. Но сообщить следователю что-то, что могло вызвать у него живой интерес, оперативник МУРа не мог. Служба наружного наблюдения водила Янина по городу, и ее сообщения были куцы и двусмысленны, как автобиография пессимиста. «Заехал по адресу такому-то...», «пообедал в кафе «Марокко»...», «купил в магазине «Одежда для мужчин» джинсы...»
Ничего примечательного, указывающего на то, что гражданин Янин имеет хотя бы крохотный интерес к проблеме выживаемости депутатов Государственной думы.
Помимо кратких сообщений от «наружников», приходилось принимать еще и сообщения от граждан, среагировавших на объявление, засветившееся на телеэкране. Назывались приметы «восьмерки» и номера телефонов, по которым следовало незамедлительно доложить об обнаружении. Номера числились за МУРом, о Кряжине, понятно, не было и слова.
Когда в таком городе, как Москва, начинают искать автомашину с минимальным количеством особых примет, но с максимально выраженным при этом волнением, доброхотов, желающих поучаствовать в боевике, оказывается очень много. В течение 18 июня Гариков и Смайлов приняли около двадцати сообщений, в которых значилась автомашина ВАЗ-2108 красного цвета. На каждое из них приходилось выезжать и обрабатывать полученную информацию. Как водится, в одном адресе нашли «восьмерку», но она была бордовая, в другом обнаружена красная, но «девятка», в третьем – «Тойота» с литыми дисками в виде «спиц». Восьмых моделей «Жигулей», соответствующих всем требованиям, было найдено за день две. Но хозяин первой вместе с машиной с одиннадцатого по двенадцатое число включительно провел на даче, и это видели минимум пять соседей по участку, а второй владелец «Жигулей» привел Смайлова в гараж и показал пальцем:
