– После упоминания о полном баре – нет, – согласился Иван Дмитриевич, взял слегка подмоченную сумку и переместился на шестой этаж.
Из окна его нового жилья открывался вид совсем не на площадь, а в ее направлении. Взору представали лишь крыши пятиэтажек, за которыми, словно взрыв метана, высилось здание мэрии. Там находилась площадь, и именно это, по всей видимости, администратор и имел в виду.
Бумаги и рабочие записи Кряжин в сумке не носил, запирал их в сейфе Пащенко. Точнее сказать, запирал Пащенко, а Кряжин наблюдал, как это происходит. Так что размокшими оказались лишь спортивный костюм и пара белья.
Развесив вещи для просушки на распахнутых створках окна, Иван Дмитриевич принял душ и после этого засел за телефон. Не за стационарный, на тумбочке, а за свой, мобильный. Дождался ответа и только после этого опустился на мягкие подушки.
Глава одиннадцатая
Утром за ним приехал, как обычно, Пащенко, на машине, за рулем которой находился, как всегда, Пермяков. Эта внимательность к его особе еще вчера Кряжина забавляла, а сейчас она уступила место заслуженному уважению. Его не приглашали в баню, не собирались вести в ресторан и не звали на природу, хотя эти действия были бы вполне объяснимы. Приезд «важняка» из Генеральной – это даже больше, чем проверка. Расследуется резонансное уголовное дело, и от впечатлений о местной прокуратуре, которые привезет с собой в Москву следователь, расследующий дело, зависит многое. Случится неуспех – следователь Генеральной прокуратуры вряд ли станет сетовать на отсутствие помощи со стороны местного надзирающего органа. А случится победа, и следователь может даже ничего не говорить т а м. Все будет ясно без слов – поддержка прокуратуры субъекта Федерации была на должной высоте.
Однако Кряжину не предлагали попариться. Было лишь предложение отобедать в холостяцкой квартире прокурора, однако воспринимать это как проявление излишнего внимания было глупо. Один прокурорский работник предложил другому пожрать в его квартире за отсутствием возможности поужинать в другом месте. И сейчас, когда Иван Дмитриевич видел, что Пащенко старается не услужить, а помочь, он чувствовал к этому человеку уважение и фейерверк симпатий. Особенно понравилось Кряжину то взаимопонимание без слов, которое Вадим Андреевич проявил во время обработки сопредседателей «Отчизны». Работать во взаимодействии так, как работал Пащенко, может только профессионал.
– Мы подождем с избранием меры пресечения Харину, – сказал Иван Дмитриевич. – Есть одна мысль, я поделюсь ею чуть позже. Твои люди отработали завод на месте?
Вопрос предполагал ответ о том, что на цементном заводе следователям больше делать нечего, вся необходимая документация изъята, с действующими лицами произведены первые допросы, и теперь эпицентр проверки жизнедеятельности ТЦЗ переносится на улицу Скрипника, где и располагалась Терновская областная прокуратура.
Пащенко, собственно, так и ответил. И в связи с этим поинтересовался, что хочет на заводе Кряжин увидеть или услышать еще.
– Склад готовой продукции, – сказал Иван Дмитриевич. – Меня очень беспокоит восстановление Закавказья. В этой связи нарастает интерес к тому, что отправляют на юга наши партийные деятели.
Харин был уже на заводе. Были и Каргалин с Рылиным, вооруженные адвокатами, оба показавшимися Кряжину знакомыми, и остальная номенклатура, которую трепали прошлым днем и вечером терновские следаки. Настроение у всех было не праздничное, лица хмуры, взгляды осторожны. Такие лица обычно бывают у людей после тяжелой ночи пьянства и разврата, когда утром им чудовищно стыдно за то, что они делали вечером. А вечером все присутствующие в большинстве своем признавались и под этим подписывались. С наступившим рассветом все выглядит сложнее, чем вчера, оттого в груди какое-то непонятное чувство тревоги и приближающейся расплаты за содеянное. Каргалин располагался, как и предполагал Кряжин днем ранее, поодаль от Константина Константиновича. Ни один из них не мог поверить в то, что это не соратник по партийной борьбе и бизнесу его сдал, а Кряжин где-то зачерпнул левой информации. Да и были ли основания сомневаться? Заходишь в кабинет, а тебе в лоб: пил водку с избиркомом?! Двадцать процентов... тридцать процентов... Тылик... завышение цен – было дело?! Каргалин (Рылин) говорит, что было, а потому чего за косяк прятаться, товарищ Рылин (Каргалин)?..
– Не откажусь от экскурсии по заводу, – заявил Кряжин, водя ленивым взглядом по лицам главных действующих лиц. – Глаза простых рабочих часто таят ответы, которые не найти в глазах служащих заводоуправления.
Иван Дмитриевич откровенно лукавил. Ему хорошо было известно о том, что в связи с приездом следователя из Москвы цеха пустуют, люди освобождены от работы, станки стоят, и цементная пыль не стоит, а лежит.
Заводы всегда утомляли Ивана Дмитриевича. Было в них что-то нудное, скучное, всегда однообразно и неприятно пахнущее, что утомляло его даже быстрее, чем совещания в Генеральной прокуратуры в связи с очередным посещением Генеральным Кремля. И там, и здесь: повысить, увеличить, человеческий фактор... Тоска, словом.
– Здесь формируется химический состав цемента, – рассказывал главный инженер без фамилии, которому исполнительный директор Харин поручил провести делегацию по заводу и все объяснить. Раз поручил, считал Кряжин, значит, человек этот для следствия менее всего интересен. Кому попало Харин поручать не станет.
– Восьмой цех, пожалуйста, – говорил инженер, распахивая тяжелую стальную дверь. – Фасовочная. Германская аппаратура высокого качества, аналогичные стоят в Чикаго.
Это было очень занимательно. Кряжин, когда его водили по пахнущему известкой помещению, едва не уснул на ходу. Огнетушитель на одной стене, еще один на противоположной, третий, четвертый. Все четыре расположены симметрично, агрегаты для фасовки стоят в ряд, и от этой педантичности начинала кружиться голова.
– А это что за ангар? – Кряжин указал на стоящее вдали здание арочного типа, вокруг которого, завидев людей, волновались собаки.
По мере приближения к объекту собаки занервничали, стали гавкать, а после и вовсе вышли из себя.
– Это наш новый цех, десятый, – объяснил за главного инженера Харин. – Расширяемся понемногу, иначе нельзя, государственный заказ – дело ответственное. Выйди из строя хоть один цех, можно оказаться в неудобном положении. Кряжину было лень, более того, он знал, что это лишнее, однако пересилил себя и вошел внутрь.
Цех, как цех, ничем не отличающийся от остальных. На каждой стене по три огнетушителя (с безопасностью на заводе был полный порядок, и Кряжин еще раз в этом убедился). Чистота и порядок.
– Проводите меня на склад готовой продукции, – убедительно попросил Кряжин исполнительного директора.
Тот бросил взгляд на Рылина, на Каргалина, не нашел никакой поддержки и вызвал кладовщика. Минувшая ночь была для Харина тяжелым испытанием. По всей видимости, исполнительный директор завода был человеком неглупым и понимал, что после некоторых открытий, сделанных Генеральной прокуратурой на заводе, в его судьбе предвидятся перемены. В отличие от соучредителей статуса неприкосновенности он не имел, управлял предприятием в их отсутствие, а это означает, что соучредители могут легко перевести стрелки ответственности на него. О событиях на Красноярском комбинате он также был наслышан, и тамошний управляющий уже был взят под стражу. Всю ночь жена отпаивала Владимира Павловича валерьянкой, и этот запах больного сердца раздавался теперь повсюду, куда Владимир Павлович заходил.
