– Доктор, я умоляю вас ускорить ваши поиски!.. – кричал Гоша. По всему было видно, что он не испытывал такого страха перед ситуацией, даже когда забрасывал на авианосец лиану, а в нескольких метрах дожидалась его ошибки смерть. – Я долго не продержусь, клянусь богом!..
Макаров изловчился и махнул рукой. Удар пришелся по Гоше вскользь, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы он, мужчина весом в восемьдесят килограммов, слетел со своей жертвы, как плюшевый мишка с груди капризного малыша.
– Донован!.. – в очередной раз – он знал, что в последний – позвал Гоша.
Врезав ему кулаком в грудь и заставив замолчать, Макаров поднялся на ноги и развернулся…
И в полуметре от себя увидел другого врага.
Зажав в зубах колпачок от иглы, Донован всадил ему в шею иглу шприца по самую канюлю.
Взревев, Макаров выдернул шприц и поднес его к лицу. Поршень был вдавлен, а то, что было внутри, уже неслось по Макарову, снимая фаску с нереальной действительности…
– Промедол… – просипел Донован. – Это промедол…
– Я как-то не очень в этих названиях… Вы, врачи, даже слово «сопли» в рецептах пишете так, что кажется, будто это не сопли, а деталь космического корабля…
– Дал бы ему больше, но он еще под бензодеазепинами… Его сердце не выдержит…
Немного постояв, Макаров, уже совершенно спокойный и ко всему равнодушный, сел на палубу. Некоторое время он качался, как китайский болванчик, а потом два раза улыбнулся и снова улегся на палубу.
– На свое место лег, – заметил Донован.
Совершенно не представляя, что на это ответить, Гоша вытер кровь со лба и, с трудом передвигая ноги, добрался до лестницы, ведущей на надстройку.
– У вас нет сигареты, Донован?
– Я думал, первым делом вы спросите, как Макаров здесь оказался.
– Зачем спрашивать, если вы мне все равно не ответите?
– А вы думаете, я вам отвечу на ваш первый вопрос?
Не имевшие сил до этого, теперь они, окончательно потеряв возможность двигаться, смотрели друг на друга равнодушно и бессмысленно.
– Слава богу, он жив, – как-то неуверенно сказал наконец доктор.
– Я тоже был рад увидеть его.
Из носа Гоши текла кровь. Он размазывал ее по лицу, задирал подбородок, но кровь все равно текла, как из сломанного крана.
Через десять минут оба сидели рядом со спящим, изредка выкрикивающим угрозы Макаровым.
– И долго ему будет хорошо?
– Я успею вас полечить.
* * *
Он разлепил веки. Во рту был омерзительный привкус технической водки. Или стеклоочистителя. Или чего-то другого, но что бы это ни было, послевкусие от употребленного дыханием выносило из него выхлопы сгоревшей резины..
– Все, мультики закончились, – услышал он над собой. – Может, перевернуть диск?
Застонав, Макаров перевернулся на другой бок.
– Он сам перевернулся. Больше ему нельзя.
– Как думаете, доктор, я не слишком погрешу против истины, если скажу, что несвязанный наш друг представляет для нас смертельную опасность?
– Ему сейчас не до войны…
Перевернувшись на живот, Макаров сначала подтянул под себя одну ногу, затем вторую. Потом наступила очередь рук. Самым трудным оказалось оторвать голову от палубы. Она словно прилипла. Провалив две попытки сесть, он дополз до лестницы, где сидел Гоша, и вцепился в одну из подпирающих перила стальных балясин. Через минуту ему удалось подняться на ноги.
Он спокойно, почти равнодушно огляделся, посмотрел на Гошу, на Донована и только после этого произнес:
– Здравствуйте… У меня крышу сорвало, или я на самом деле на палубе авианосца «Тирпиц»?
– Вы знаете, кто я? – осторожно поинтересовался доктор.
Макаров посмотрел на него с упреком.
– Донован, не задавайте глупых вопросов. Лучше ответьте, почему за бортом джунгли?
За время своей практики Донован отвечал на разные вопросы. Иногда его пытались завести в тупик маститые хирурги Старого Cвета, перспективные студенты на кафедре морочили голову, спрашивая о том, о чем не знал даже ибн Сина. Но каждый раз Донован имел ответ. Сейчас же, глядя на Макарова и пытаясь напрячь мозг, он вынужден был признать, что нужно либо глупость сказать, либо сообщить новость, которая поставит под вопрос его умственные способности.
– Видите ли, Макаров, за бортом джунгли, потому что мы, – он мгновение подумал, чтобы найти обоснованный ответ, но не нашел, – на острове.
Доковыляв до леера, Макаров подался вперед и посмотрел вниз. Минуту он стоял, не шелохнувшись. Потом выпрямился и стал искать что-то в карманах. Не найдя, вернулся.
Не обращаясь ни к кому конкретно, он развернулся лицом по направлению к взлетной палубе и ткнул пальцем вниз.
– Я готов поклясться, что стою на палубе авианосца. Рядом со мной двое, которые будят во мне смутные воспоминания. Один из них доктор Донован, второй – геолог из России. Первое и второе никаких вопросов у меня вызвать не могли. Осталось выяснить… я даже не знаю, как это сформулировать… Между тем я все отлично помню.
– И как чуть не придушили доктора – тоже помните?
– Не пытайтесь меня запутать, геолог…
Гоша, покраснев, привстал со ступеньки, но Донован выбросил в его сторону руку.
Прохаживаясь по палубе под палящим солнцем, Макаров тер подбородок и морщился, как при зубной боли. Нагулявшись вволю, он нашел на палубе тень, вошел в нее и сел, прижавшись спиной к перегородке надстройки. Теперь он тер лицо руками.
– Питер… – донеслось наконец до Гоши.
Донован вскочил и, прихрамывая, направился к Макарову.
Тот был уже на ногах. Взгляд его ожил. Расхристанный, втирая замокшую от пота кровь в лицо и вглядываясь куда-то вдаль – Донован заметил, что Макаров безошибочно нашел направление к берегу, где был разбит лагерь, – он вспоминал.
– Питер.
– Прежде всего, позвольте, я перевяжу вас…
Кажется, Макаров действительно вспомнил. И вспомнил все. Потому как если бы из воспоминаний ускользнули детали, он уже пытался бы покинуть судно.
– С ними все в порядке, – заверил Гоша. – Нам нужно привести сюда людей, ведь это единственное известное нам место, где можно ждать «Кассандру», не ожидая нападения со спины.
Сморщившись, Макаров повел корпусом. Он был ужасен и немного смешон в этот момент. Грязное лицо, на котором кровь и грязь были размазаны в одинаковых пропорциях, короткие, тронутые сединой волосы торчали в разные стороны. И даже глаза казались не ему принадлежащими, а взятыми напрокат для демонстрации усталости и боли.
– Только пообещайте не пытаться больше нас убить, дружище, – по-русски попросил Гоша.
