– Ну, что ты, Машенька, смотришь на меня? Я тебя еще больше люблю, – смеялся. – Уже в первом десятилетии двадцатого века никто не рисковал бурить разведочную скважину без предварительного геологического обоснования. Так наряду с нефтедобытчиками появилась новая профессия – нефтеразведчик. Кажется, половина из находящихся здесь с радостью примут ее, и да поспешит студент Верховцев оставить ноги Верочки в покое, ибо нет там, где он ищет, ничего неизведанного, и когда бы понял он, что лучше искать то, что еще никто не видел, осознал бы он ценность моих лекций.
– А почему это нам должно захотеться стать разведчиками?
– А потому что, студент Верховцев, почти все крупные нефтедобывающие фирмы и концерны обзавелись собственными геологическими службами. На худой конец они обращаются к геологам-консультантам. Человек с молотком и рюкзаком идет по местности, собирает образцы горных пород, описывает характерные выходы горных пластов на поверхность…
– С гитарой, – раздается откуда-то сверху.
– Гитарой много не выковыряешь, – не обижаясь на помеху, профессор дотянулся, взял стаканчик с остывшим кофе и пару раз глотнул. – Да и не люблю я гитару. Мне по душе саксофон.
– Так вы с саксофоном в тайгу ходили?
Профессор смеется.
– Замяли…
Еще пуще смех.
– А потом на основании полученных данных составлялась геологическая карта района, позволяющая судить не только о поверхностном рельефе местности, но и о характере залегания горных пластов под ней.
– Теория!
– Теория современная, выработанная практикой прошлого, студент Зимин! – соскочив со стола, профессор прошел в зал, развернулся и выстрелил пультом в слайдер. На огромном белом полотнище возникла фотография, похожая на снимок мокрого асфальта. – Еще первые авиаторы заметили, что с высоты птичьего полета мелкие детали рельефа не видны, зато крупные образования, казавшиеся на земле разрозненными, оказываются элементами чего-то единого. Одними из первых этим эффектом воспользовались археологи. Оказалось, что в пустынях развалины древних городов влияют на форму песчаных гряд над ними, а в средней полосе – над развалинами иной цвет растительности. Этот принцип был взят на мушку и геологами! По отношению к поиску месторождений полезных ископаемых ее стали называть «аэрогеологической съемкой». Однако оказалось, что аэрофотоснимок, охватывающий площадь до полутысячи квадратных километров, не позволяет установить особенно крупные геологические объекты. Поэтому в поисковых целях стали использовать съемки из космоса.
– Что это на экране?
– Это и есть снимок из космоса. Преимуществом космоснимков является то, что на них запечатлены участки земной поверхности, в десятки и даже сотни раз превышающие площади на аэрофотоснимке. При этом устраняется маскирующее влияние почвенного и растительного покрова, скрадываются детали рельефа, а отдельные фрагменты структур земной коры объединяются в нечто целостное.
– Так зачем же тогда нужны в тайге чудаки с саксофонами и молотками в руках?
Профессор смеялся вместе со всеми.
– Затем, будущий коллега Верховцев, что скважину бурить придется все-таки в одном каком-то месте, а не в любой точке площади в пять тысяч квадратных километров!
Вернувшись к столу, он сел на него и развел руки в стороны. «Вот так бы обнял», – пронеслось в красивых девичьих головках…
– Вы хотите быть геологами. Я на вашей стороне. Авторитет геологов возрос настолько, что всякий уважающий себя американец обязательно консультировался со специалистом при покупке земельного участка. И это было далеко не лишним: землевладельцы частенько пускались на разного рода махинации, чтобы повысить цену земли. И вот покупатель приходит к вам и говорит: «Геолог Верховцев, оставьте все-таки в покое ноги геолога Верочки и заработайте пять тысяч долларов на экспертизе!» И геолог Верховцев оставляет в покое эти богом выточенные объекты и приближается к объекту недвижимому. И что он видит? Проведя комплекс мероприятий, геолог Верховцев, коварно ухмыляясь, устанавливает, что масляные пятна на земле продавца сделаны специально и что выкачиваемая у него и покупателя на глазах нефть из скважины закончится через полчаса, поскольку налита в скважину совсем недавно. И вот, получив законные пять тонн «гринов», геолог Верховцев возвращается к Верочке, чтобы купить ей новые чулки. Старые все в затяжках.
Верочка без ума от радости. Профессор заметил, что она не в колготках, а в чулках… В зале бесшумные стоны зависти. Вот сука…
Он замечает, что в зал, осторожно ступая, входят двое и декан. Последний, успокоительно махнув рукой – как орел крылом, – проходит наверх. Двое в костюмах мягко ступают следом.
Профессору все равно. Месяц назад он читал лекцию в присутствии министра природных ресурсов. Да так и не понял, дошло хоть одно его слово до слушателя или нет. Кажется, безошибочно определил профессор, природные ресурсы и министр – очень редко совпадающие в течение жизни последнего обстоятельства.
Декан снова машет крылом. Кажется, он принял паузу в лекции за растерянность профессора. Между тем у профессора привычка – не говорить ни слова, когда в аудитории кто-то бродит, как отвязанная корова.
– И в наши дни, несмотря на развитие новых методов геологической разведки, полевая работа геологов не потеряла своего практического значения. Из года в год каждую весну в разные страны планеты отправляются геологические экспедиции. В поисках полезных ископаемых они «прочесывают» пядь за пядью самые отдаленные уголки. Удивительно, но новые месторождения могут быть открыты и там, где, казалось, и искать нечего. Так, было установлено, что большое нефтяное месторождение находится под Парижем. Причем, чтобы качать нефть, вышку можно установить прямо под Эйфелевой башней. Ну, или вместо нее… – Профессор некоторое время смотрел в пол, прежде чем сказать: – Я не возражаю, когда во время лекции кто-то вдруг начинает говорить со мной. Но когда начинают говорить друг с другом, у меня портится настроение.
Две сотни слушателей испуганно смотрят по сторонам, пытаясь найти тех, кто нарушил святую заповедь профессора, и – находят. Это двое, пришедшие с деканом.
Последний согласно машет крыльями и улыбается не заметившим ничего смешного спутникам. Ну, так вышло…
– Но случаи с Францией, безусловно, редкость, – говорит профессор. – Обычно геологи отправляются на своих двоих, с навигационными приборами сейчас, как с компасом сто лет назад, туда, где, по их или чужому мнению, есть нефть. Они выходят на маршруты, тщательно изучают горные породы, выходящие на поверхность, окаменевшие остатки доисторических животных и растений, копают шурфы и расчищают поисковые канавы, чтобы виднее было строение пластов. Работа эта не столь романтичная, как может показаться по песне Визбора. Но без этой работы нефтяная промышленность встанет. На основании собранных данных, по результатам последующей камеральной обработки, геологи составляют геологическую карту, на которой отмечаются все возможные залегания полезных ископаемых. Затем, как это часто бывает, по следам геолога-первопроходца идут люди многих других специальностей – буровики и дорожники, монтажники и промысловики… И в безлюдном месте вырастает новый мир…
