Поняв, что Гоша отвечать не намерен, Родриго заговорил уже по-деловому, с базарной ноткой в голосе:
– Слушай, может, тебе денег дать? Сколько ты хочешь?
«Пусть говорит… Говори, говори… Сколько уже времени прошло?..» – Гоша думал, чтобы отогнать от себя очевидный факт – Гудзон ему не помощник. Человек начала семнадцатого века не в состоянии спасти человека из века двадцать первого. Гудзон не сможет даже напиться из крана.
– Ну, так как?
– Сколько? – спросил Гоша, не открывая глаз.
– Миллиона хватит? – оживился Гонсалес.
– Десять… – побормотал Гоша.
– Хорошо, пусть – десять!
– И румынский паспорт…
– Чего?
Родриго почувствовал себя так, словно над его головой, низко-низко, опорожнила кишечники голубиная стая.
– Ах ты, сука… – почти бесшумно выдавил он из себя. Это был не голос, а какой-то свист. – Сука поганая…
Одним движением он выхватил из кармана складной нож.
– Ты этого хотел?.. Этого?!
Гошу снова уронили на пол, и он почувствовал, как руки его вытянули и прижали к полу. Раздался щелчок ножа.
– Этого?!
Гоша почувствовал ужасную боль в левом мизинце и хруст кости…
Сил кричать не было. Сознание уходило куда-то вниз, как песок в песочных часах…
Колония строгого режима, 2008 год…
Три последующих дня убедили Гошу в том, что любопытство Бесилова – не более чем любопытство. Казалось, он очень сожалел о годах, проведенных в неволе, потому только, что многое интересное, что он мог узнать, оказалось недоступно. Беседуя с улыбающимся от несоответствия обстановки разговору Гошей, он спрашивал, как добывается нефть и как ее выкачивают наверх. Узнав, что спящий над Гошей Гуронов специалист по разведению голубей, выпытывал у того, чем трубачи отличаются от якобинов – казалось, это ему могло когда-то пригодиться. С бывшим музейным работником Евграфьевым, закрытым еще в 94-м, беседовал о способах реставрации полотен. Бесилов словно собирался досидеть свой срок и заняться на воле всем сразу, лишь бы только позабыть о прошлом. При этом Гоше казалось, что выйти Бесилов собирался в разноцветный мир не дилетантом, а сразу – специалистом. Очень широкого профиля. Не вызывать симпатий к нему это не могло даже при всей его звериной политике, проводимой в бараке.
Понемногу отношения между ними стали налаживаться, из осторожных переходить в приятельские, и Гоше думалось, что он погрязает в болоте на чужой планете. Полгода следствия и месяц в зоне давили на него невыносимым грузом. А сидеть-то оставалось еще четырнадцать лет и пять месяцев…
Он старался об этом не думать. Кроме того, его мозг до сих пор не мог взять в толк, что происходящее вокруг него не является сном. Гоша еще не избавился от ощущения, что все не то, что кажется. Он надеялся каждый раз, засыпая, что через несколько часов его ткнет носом Боб и он, откинув одеяло, наденет спортивный костюм, смахнет с вешалки поводок и направится с ним, поскуливающим из-за переполнившего чашу его терпения мочевого пузыря, гулять. Но наступало новое утро, и оно пахло не ароматом духов в полночь ушедшей женщины, а прелыми носками и едким дымом бесиловских сигарет. Он находился в том растерянном состоянии непонимания действительности, когда не мог от отчаяния ни смириться, ни убить себя.
Единственным утешением в этой яме, в которой он, казалось, пребывал и куда голоса, звучащие рядом, доносились, словно через трубу, был хозяин этих вонючих сигарет. Общаться с Бесиловым было проще, чем он думал. Нужно всего лишь быть самим собой и не стараться повторять чувства Бесилова при разговоре. Гоша видел, что вор, когда общался с другими и встречал лесть, менялся. Из просто Бесилова он превращался в смотрящего. Но стоило заговорить с ним на человеческом языке, он снова обращался в Бесилова. Просто в Бесилова. Его, как коктейль Бонда, можно было взбалтывать, но ни в коем случае нельзя было смешивать.
Несколько дней подряд Гоша чувствовал приход неприятности. Той ночью он проснулся – резко, сразу. Поднял голову, огляделся. Тот же барак, тот же храп и – пахнущая жидкостью для омывания стекла банка с окурками Бесилова.
Сев на кровати, Гоша растер лицо руками.
Кажется, он только сейчас стал понимать, где он. Что пришло этой ночью? Он не мог вспомнить и минуты того сна, что видел. Если сон вообще был. Как обычно, скорее всего вязкая бессмысленная, медленная беседа с кем-то, как правило, с кем-то новым.
Он в зоне. Ему сорок. Следующие пятнадцать лет он проведет здесь.
– Слушай меня внимательно, парень.
Шепот Бесилова заставил его вздрогнуть. Гоша посмотрел на кровать Беса. Тот лежал с закрытыми глазами, но можно было не сомневаться – он видит.
– Беги отсюда куда глаза глядят.
– Не понял… – тихо пробормотал Гоша.
– Кому-то нужна твоя жизнь. Если я разведу тебя и кое-что выясню, мне скостят срок наполовину. А потом тебя пришьют.
Кровать закачалась, словно Гурон на втором ярусе переворачивался на другой бок. Но зэк спокойно храпел под потолком и был недвижим, как валун.
– Кто?
– Какая разница кто. Ты меня спроси, кто за пачку чая здесь это не сделает. Только я да ты…
– Зачем ты мне это говоришь?
– После того как пришьют тебя, пришьют и меня.
– Я не верю тебе… Это какая-то разводка… – Гоша беспомощно водил рукой по одеялу и слушал, как нервно стучит сердце. – Зачем ты мне это говоришь? Ведь я и так уже тебе верил. Правда, не знал, зачем тебе нужна эта вера…
Бес открыл глаза:
– Я видел…
– Что ты видел?
– Когда тебя сюда везли, я о тебе уже все знал. Положено… Что тебя послали за большие бабки искать нефть. Ты взял напарника. Нефть вы нашли, но помимо нефти отыскали еще кое-что. Между тобой и напарником возникла ссора, и ты пристрелил его из ружья. Вот так…
– Это неправда.
– А сегодня я лег спать… И увидел, как все было на самом деле.
– Как ты мог увидеть? Говори яснее.
– Ты меня не гони, зэк, – повысил голос Бесилов. – Я закрыл глаза и все увидел. Вас двое. Второй – мужик с усами, ниже тебя ростом, в серой куртке. Бур вместе с породой вывернул кусок металла. Легкого и слепящего глаза… Вы ковыряли его до вечера, но так и не смогли понять, что это за металл. И тогда твой дружок предложил сообщить работодателю, что нефти здесь нет, и указать на другое место. Ведь какая разница, где будут стоять вышки? Качать-то все равно из этого хранилища… А этот участок он предложил выкупить и начать разработку по добыче металла, которому не нашлось места в списке известных. Вас ждали большие деньги.
– И что было потом?
– А потом между вами вспыхнула ссора. Ты требовал сдать находку в НИИ и выполнить обязательства перед работодателем. Твой друг обезумел и требовал хорошей жизни. А потом окончательно ополоумел и сорвал со стены сторожки ружье. Ты отнял его, но он схватил топор. Ему нужно было тебя убить. Ты был лишний… А труп можно было списать на еще не окрепший ледостав… И тогда ты, защищаясь, выстрелил. Где я ошибся?
