Он не мог дотянуться до глаз, чтобы протереть. Правый не видел ничего, левый – смутно, но и этого оказалось достаточно, чтобы видеть, как хрипит насаженный на длинный клинок Алекс.
Гудзон, удовлетворившись результатом последнего удара, уперся ногой в грудь Алекса и оттолкнул, вынимая шпагу.
Послышался металлический звон. Это стучало гардой о бетон брошенное на пол оружие.
– Что они с вами сделали? – кричал Гудзон. – На полу ваш палец… Это не моих рук дело?!
Гоша покачал головой. Комната плавала перед ним, и он вместе с нею.
– Что с лицом?!
– Змея…
– Они заставили змею укусить вас?!
– Прекратите орать, сэр Генри… У меня голова разламывается от боли… Это был восточный щитомордник… Это пресмыкающееся распространено на Дальнем Востоке, в устье Амура… Придурки привели гадину в ярость, и она цапнула меня. Но не стоит драматизировать… – Гоша, цепляясь за шею Гудзона, вставал на ноги. – Щитомордник ядовит, но укусы не смертельны… Общее отравление организма… помогите мне устоять…
Сдернув с обрубка шеи Родриго косынку, Гудзон сильно перемотал кисть вяло моргающему Гоше.
Комната была уже не та. Сейчас она выглядела как лаборатория фотографа в инфракрасном свете. А еще недавно стены ее сияли белизной…
Гоша посмотрел на мизинец… Точнее сказать, на пенек, который вместо него торчал из ладони. Его тошнило от боли, и он чувствовал, как кровь отходит от головы.
– Сейчас я вам плохой попутчик, – прошептал он, хватаясь за воротник поварской куртки Гудзона. – Где вы нашли эту шпагу?
– Если спуститься по лестнице, то выйдешь в большую комнату, – стрекотал Гудзон, перекидывая руку Гоши через плечо и ведя его к двери. – Там все стены увешаны оружием. Я выбрал, что привычнее.
– Ржавую шпагу… Не торопитесь уходить. Отпустите меня, не переживайте, я еще в состоянии стоять… Это все проклятый щитомордник… Обыщите их…
Опираясь на стену, Гоша смотрел, как Гудзон выворачивает карманы убитых им людей. Никакого оружия. Лишь на поясе Родриго Гудзон нашел похожий на ученический пенал предмет.
– Это что такое?
– Хороший вопрос…
Гудзон повертел пенал в руке.
– Генри, дайте это мне.
Едва он успел это произнести, как из пенала вырвался зигзаг ослепительно-голубого цвета. Точно такой же цвет был у неба, когда в Коломенском били в колокола. Угодив Гоше в живот, разряд отбросил его словно куклу назад. Ударившись о стену, Гоша замолчал.
– Я убил его… – обреченно прошептал Гудзон и сел на пол… – Я убил его… молнией. Как глупо.
* * *
Нужно было идти за водой. На солнцепеке люди страдали от жажды. Николай собирал пустые бутылки, раздумывая, кого пригласить с собой. Борис был недвижим, Патрисия дышала тяжело – астма давила ее легкие и заставляла останавливаться каждые несколько шагов. Дженни быстро находила общий язык с детьми. Донован не отходил от Нидо. Выход был найден просто.
– Я пойду с тобой.
Оглянувшись, Николай улыбнулся. К нему, закидывая за спину сумку, шла Катя. Ему нравилась эта женщина. Не болтает лишнего, не кричит без необходимости и не задает глупых вопросов. Обычно так ведут себя жены офицеров, но Николай никак не мог представить ее в этой роли.
– У тебя сумка Левши.
– Спасибо, я знаю, – она улыбнулась.
– Ее вовсе незачем тащить в джунгли.
– Левша попросил присмотреть за ней. Это значит, что я должна всегда на нее смотреть. Как же я буду делать это, если мы уйдем к водопаду, а сумка останется здесь?
– Непогрешимая женская логика. Ладно, неси, если хочешь. Но не проси потом меня тащить ее.
– И не подумаю, – Катя рассмеялась.
Они спустились вниз – как всегда, рискуя сломать ноги. Все проходы Макаров велел завалить кусками рельсов, жестяными листами и прочим хламом, оставшимся после взрыва авианосца. Как он считал, проникновение на судно посторонних ночью неминуемо приведет к обрушению конструкций, то есть тревоге. Но последние события уверили всех в том, что можно оказаться на корабле, не издав и звука. Тем не менее это была защита если не от людей, то от тварей. И теперь каждое утро люди спускались вниз, словно шагая по стеклу.
Катя не заметила, как они спустились с холма, где стоял авианосец, в ложбину. До джунглей оставалось около трехсот метров.
– Когда мы уходили, мне показалось, что Питер что-то сказал, – и Николай протянул руку, чтобы взять с плеча женщины сумку.
– Нет-нет, я понесу сама, – ей было трудно объяснить, что ношение сумки близкого человека – это некий ритуал, исполняемый ею во имя Левши. Оставь она сумку, казалось Кате, и у Левши начнутся неприятности. – Питер на самом деле сказал пару слов. Что-то о том, что сегодня джунгли не такие, как вчера.
– Интересно, что это может значить?
– Неужели что-то значить может все, что говорит ребенок?
Они опять поднялись на холм изумрудного цвета. Теперь снова – спускаться. Еще одно такое восхождение, и они выйдут на опушку, разделяющую долину и джунгли.
– Если бы Питер был простым ребенком, я бы ответил: «Конечно, нет». А что он еще сказал?
– Больше ничего.
Катей овладела странная тревога. Она не могла ее объяснить. Что-то очень похожее на приближение адреналинового криза. Когда становится ясно, что сердце сейчас зайдется дробью, воздуха станет мало и она станет беспомощной, как дитя.
Она расстегнула сумку, вынула из нее тубус и наклонилась. Одно движение – и тубус вошел в сурчиную нору.
«Я – дура?» – подумала Катя, вслед за Николаем поднимаясь на последний перед лесом холм.
«Да, я – дура», – слушая, как трепещет в груди ее сердце, решила она, закрывая глаза и пытаясь успокоиться. Как только она поднималась на пригорок, ветер тотчас облизывал ей лицо. Сейчас, когда она взошла, этого не случилось. Словно она шла по комнате.
И вдруг она, сделав очередной шаг, уткнулась грудью и лицом во что-то мягкое, пахнущее потом. От неожиданности Катя открыла глаза и увидела спину Николая.
– Что случилось? – В голосе ее послышались нотки раздражения. При любых обстоятельствах ткнуться лицом в чью-то спину, если это не путешествие по темному лабиринту, – признак глупости.
Но Николай, держа связки бутылок в опущенных руках, не делал попыток ни заговорить, ни двинуться вперед.
Недоумевая, Катя вышла из-за него и остановилась, словно наткнувшись на чью-то спину во второй раз.
Перед ними стояли четверо. Трое высоких, крепких молодых людей с полным безразличием в глазах. И чуть впереди – мужчина в светлых брюках и белой рубашке. На фоне пятнистых униформ своих подчиненных он выглядел странно и даже нелепо. Но разве не странно появление этих людей в долине, в ста метрах от джунглей, когда еще полминуты назад их там не было?
