– Это и есть юрист Полетаева, – объяснила девушка в джипе. Она до этого момента сидела на заднем сиденье, всматриваясь в появляющиеся на улице фигуры, молчала и оживилась лишь тогда, когда разглядела в потоке опаздывающих на работу терновцев искомую фигуру. – Толя постоянно ездит к шефу подписывать документы, когда его нет в фирме.
– Ты просто птичка, – улыбнулся Хан и протянул ей тысячную купюру. – А сейчас порхай отсюда, у нас есть дела...
Посреди одной из комнат подвального помещения брошенного дома, на окраине Тернова, собрались четверо из команды Седого. Помимо самого Хорошева и Хана в ней находились двое из его боевой команды – лысый отставной майор разведки, уволенный со службы по состоянию здоровья, и капитан, уволившийся сразу после того, как Хорошев уехал с Балкан. Хорошев предложил им, как и остальным участникам его нынешней команды, хорошее дело «на гражданке», и доводы бывшего командира оказались для них более понятны, нежели текст военной присяги. К слову сказать, лысый майор, к десятому году службы пройдя Афганистан, Чечню и Югославию, этот текст забыл почти полностью, помня лишь ту часть, где говорится о «беспрекословном выполнении всех приказов командиров и начальников». Командиром для него был и оставался Хорошев, а расстроенная психика по-прежнему заставляла майора беспрекословно подчиняться ему, не различая при этом не только поле брани и поле мирной жизни, но и цели, которые ставил перед ним отставной подполковник.
Стул стоял посреди комнаты, и к нему был примотан человек. Его белая рубашка и белые брюки, пропитанные кровью, прилипли к телу, а на том месте, где у любого другого человека находится лицо, была безобразная маска. Вот уже два часа Хан, майор и еще один бывший сослуживец Седого пытались начать разговор с человеком, который знал, где в данный момент находится Полетаев. Знал, но не говорил. Для Хорошева эта ситуация напоминала неприятную сценку на заводе. Там некто по фамилии Маркин тоже играл в героев и убийц, но разница в происходящем была очевидна. В отличие от мента нынешний пленник не молчаливо терпел боль, будучи уверенным в том, что все равно ничего не скажет, а визжал и рыдал. Хорошева это страшно разочаровывало и наталкивало на мысль о том, что, вполне вероятно, парень на самом деле ничего не знает. Однако едва Хан и майор, поочередно сменяя друг друга, приближались к нему вплотную, тот начинал вспоминать разные мелочи. Складывалось впечатление, что он мотал Седому нервы. Словно боясь оказаться без информации в тот момент, когда станет уже нестерпимо больно, он выдавал известия порциями, как аппарат по разливу газированной воды. А Седому хотелось сразу и по возможности исчерпывающе...
– Ты почему орешь, когда я по телефону разговариваю? – строго, словно учитель, обратился Хорошев к пленнику. – Люди серьезные звонят, а у тебя ни грамма уважения! Двадцать пять лет от роду уже, а почтения к взрослым не нажил. Куда смотрит школа, вуз, родители, окружение... Кстати, насчет окружения. За секунду до звонка ты говорил о каких-то адресах, где может находиться Николай Иванович. Что за адреса?
– Если я скажу... – прохрипел пленник, рассматривая свисающую со своей нижней губы тянучую кровяную слюну, – ...то вы меня обязательно прикончите...
– Это уже вопрос второй, – возразил Седой. – Однако если ты не скажешь, то в этом случае у тебя вообще нет шансов. Хан...
– Не надо – «Хан»!.. – взмолился окровавленный. – Я скажу, что знаю... Только, пожалуйста, не убивай... Я все равно никому ничего не скажу. Какой мне прок, если Пролет узнает, что я его сдал?.. Даже если он просто почувствует это, мне и без тебя крышка.
– Ладно, – пообещал Седой. – Мы подумаем над этим. Сразу после того, как ты огласишь весь список.
– Он на даче Уса может быть...
– Кого??
– Уса... Петя Усов – это его помощник... – Дотянувшись подбородком до плеча, человек Полетаева зацепил воротником густую слюну и стянул ее на рубашку. Он уже плохо соображал, что происходит, поэтому, повинуясь скорее инстинкту, нежели необходимости, приводил в порядок свой внешний вид. – Он все административные дела улаживает и всегда при нем. Скорее всего, Полетаев у него...
Подняв голову, он вдруг уставился на Хорошева блестящим взглядом.
– Послушай, у меня есть, чем заплатить за жизнь...
– Свою? – не понял Седой. – Или чью?
– Я же владею всей информацией по счетам и делам Николая Ивановича! Это огромные деньги!..
Хорошев поморщился:
– Ладно, ладно... Я подумаю. Адрес у Усова какой?
Выслушав ответ, он коротко чиркнул в своем блокноте и спрятал книжицу в карман.
– Хорошо, я оставлю тебя здесь, молодой человек. Но только – ни «гу-гу». Договорились?
– Ни «гу-гу»!.. – отчаянно подтвердил тот и замотал головой.
– Вот только рот мы тебе все-таки заклеим, – предупредил Седой, встречая такое удовлетворение от своего предложения, словно только что подарил человеку жизнь.
На пороге Хорошев остановился и повернулся к Хану, стоящему перед юристом и разматывающему скотч. Тот зачем-то растягивал его на такую длину, что хватило бы, чтобы залепить пасть крокодилу.
– Знаешь, Хан, ты ему не только рот залепи, но и нос. Жду в машине...
Ближе к вечеру, распивая в квартире Пащенко кофе, Струге позвонил рябому и сообщил, что они встречаются с Седым на стадионе. Это известие привело «федерала» в неистовство. Предполагая, что контакт произойдет в том месте, где можно будет опять зафиксировать встречу на пленку и проконтролировать ход разговора, он никак не ожидал от судьи такой прыти. «Океан» – не «Лужники», однако даже в этом случае не удастся выполнить и десятой части тех оперативных мероприятий, которые планировал провести рябой. Слежка за фигурантом на стадионе – это все равно что ловля рыбы в бассейне.
– Это глупо, – разочарованно выдавил в трубку он.
– Это не самая большая глупость, – возразил Антон. – Настоящая тупость – это искать встречи с Седым в тот момент, когда он не проявляет инициативы в этом направлении. Как прикажете в данном случае начать с ним разговор? «Валя, ты тут спрашивал об убийстве немца в гостинице. Ты еще не потерял к этому интерес?»
– Вы не новичок. И мне не нужно объяснять вам, как выводить человека на разговор. Надеюсь, вы не забыли, что мы делаем одно, общее дело?
– Тогда не нужно мне говорить о глупости, – бросил Струге. – Я помогаю вам и себе теми методами, которые мне доступны и кажутся удобными.
– Нужно еще, чтобы они были удобны нам, – походатайствовал за всю федеральную службу рябой.
– Вот тогда вы идите и встречайтесь с Седым. Там, где вам удобно, и так, как вам доступно. А свою отставку я как-нибудь переживу.
Струге отключил связь и посмотрел на Пащенко. Тот поощрительно сомкнул веки и качнул головой. Оба понимали, что звонок прозвучит ровно через столько времени, сколько потребуется рябому, чтобы быстро набрать федеральный номер мобильного телефона судьи.
