Прокурор пожевал губами и рассеянно, то есть мимо пепельницы, стряхнул пепел. Однако этого он, казалось, даже не заметил.
– Уединение нужно искать не на природе, а в больших городах. Там до тебя никому нет дела. За два часа пребывания в деревне к тебе подойдут минимум трое и справятся, к кому ты приехал. И выглядеть это будет столь же навязчиво, как и домогательство мошкары на озере. Я хочу в Москву, однако последние события говорят о том, что в ближайшее время я там не окажусь ни в качестве работника, ни в качестве туриста.
Струге поморщился и растер лицо руками. В Москву он не хотел, однако хорошо понимал Пащенко. Точнее, он хорошо понимал, что такое усталость, уничтожающая все желания и оставляющая человека на пороге полного безразличия. Пащенко не хочет на рыбалку, не хочет и в деревню. Не желает оставаться в городе и при этом уверен, что никогда не окажется там, куда хочет попасть. Невыветриваемая усталость, переходящая в безнадегу...
– Что произошло, прокурор?
Махнув бармену, чтобы тот принес пару пива, Пащенко опять вооружился сигаретой и поведал странную историю. Сегодня утром в гостинице «Альбатрос» случилось небольшое событие, которого ранее в данном учреждении соцкультбыта не происходило. Немецкий гражданин, приехавший в Тернов подписывать контракт на организацию в городе сети ресторанов быстрого питания, был обнаружен в одном из гостиничных номеров мертвым. Все признаки указывали на то, что гражданин из Потсдама умирать по собственному желанию в ближайшее время не собирался. Он прибыл в Тернов поездом из столицы, куда, в свою очередь, прилетел из Берлина. С собой у него был большой чемодан со сменой вещей, указывающих на намерение задержаться в России минимум на месяц.
– Зачем везти с собой, зная, что ты через пару-тройку дней вернешься обратно, шесть рубашек, два костюма и пять смен белья? – резюмировал свой рассказ Пащенко. – Записная книжка, тетрадка – это понятно. Но зачем везти фотографии жены и упаковку таблеток париет от язвы, которые принимаются однократно в течение дня?
– Может, он из тех, кто все свое возит с собой?
– Это человек-то по имени Франк Бауэр? Он же не цыган, Струге! Немец на месяц вперед рассчитает, сколько нужно взять в поездку денег, сколько капель валерианки и какой толщины книжку, чтобы в минуты приземления в Берлине перевернуть последнюю страницу. Он ехал в Тернов, рассчитывая пробыть тут минимум месяц.
– А почему у тебя голова болит, Пащенко? – спросил, точно зная ответ, Струге. В минуты усталости, в которых сейчас пребывал Вадим, человеку нужно задавать вопросы, которые не будут заставлять его напрягаться, вопросы, на которые у него всегда готов ответ. Ставя человека перед неразрешимыми проблемами в момент сомнений, можно перестараться и заставить его обмякнуть окончательно. – «Альбатрос» с прилегающими к нему территориями – подследственность районной прокуратуры. Ну, учитывая легкую политическую окраску произошедшего – областной. А ты-то чего напрягаешься?
– Да гостиница эта, будь она проклята! – вскипел прокурор. – Чтоб она рухнула на свою подземную стоянку! Висит на моей шее, как мельничный жернов!.. Сколько раз прокурору говорил – сними ты с меня этот крест! Почему транспортная прокуратура должна заниматься преступлениями, совершенными на территории районной прокуратуры?! Почему вокзал, который на железной дороге стоит, относится к территории прокуратуры Центрального района, а гостиница, которая находится гораздо дальше от железнодорожных путей, – в ведении транспортной прокуратуры! Где логика?
– Нет логики, – признал Струге, понимая, что при таком развитии событий это лучший ответ.
– А прокурор области велел взять дело под свой контроль и заниматься с его следственной группой. Идиотизм, конечно, налицо, однако если учесть, что меня уже второй месяц сватают в область...
– Тебя просят в областную прокуратуру? – удивился Антон. – А почему я об этом ничего не знаю? И как обзывается вакансия, на которую тебя призывают?
– Заместителем она обзывается... – Вадим растер лицо. – А что толку об этом говорить, если все вилами на воде писано? Сегодня сватают. Завтра разведут. Послезавтра забудут. Тут немец этот еще, со своим контрактом...
– Банальное ограбление отрабатывал?
– А что тут отрабатывать? – Дождавшись бармена, Вадим принял с подноса два бокала и разместил на столе. – Чемодан распахнут, вещи выброшены. На трупе костюм, у которого вывернуты все карманы. Постель перевернута, шкаф распахнут... Портмоне пустое, рядом валяется, денег нет, пол номера щедро посыпан деловыми бумагами из папки.
– А к кому он так рвался в Тернов, чтобы подписать контракт?
Антон ожидал услышать неразборчивую кашу из предположений и междометий, равнозначную устойчивому словосочетанию «предстоит выяснить», однако, вопреки ожиданиям, Пащенко оторвался от бокала и как на духу выдал:
– Мариноха Леонид Алексеевич, бизнесмен средней руки, начинающий вползать в крупный бизнес путем строительства в Тернове сети автозаправок и гаштетов.
– Чего??
– Автозаправок.
– Это я понял. И еще чего?
– Гаштетов. Это такие легкие кабачки в Германии.
– Парня нужно порасспрашивать. – Пиво оказалось свежим, но не того сорта. Почувствовав разочарование, Струге догадался, что его настроение портится. В дурном расположении духа во всем лучшем он всегда безошибочно определял недостатки. – Быть может, именно подписание контракта, а точнее, обговаривание его условий могло послужить следствием такого недоразумения, как выстрел компаньону в лоб.
– Исключено, – отрезал прокурор. – У Маринохи железное алиби. В момент убийства этого Бауэра он находился с ментом из ГУВД.
– Даже так? – рассмеялся судья. – Нет алиби железнее на свете, чем быть в момент убийства на примете?
Пащенко поморщился. Два глотка пенистого пива оказали на него удручающее действие.
– Видишь ли, в чем дело... Мариноха встретил Бауэра, а тот сделал то же, что сделал ты. Он обратил внимание на то, что флаг на мэрии полощется не по теме. И сказал об этом вслух. А наш старательный бизнесмен отправился искать правду. Нашел он ее в ГУВД, в лице опера, занимающегося угонами, по фамилии Эйхель. Все время, вплоть до гостиницы, он был с ним. Выходит, Мариноха тут не при делах. Да и зачем ему убивать человека, который приехал его обогатить?
– Экспертиза показывает, что Мариноха не мог убить немца ни до встречи с ментом, ни после? – безошибочно предположил Струге. Было бы глупо надеяться на то, что Пащенко, заводя этот разговор, это не установил.
– Да. В Бауэра выстрелили в период с одиннадцати до двенадцати часов, а Мариноха не выходил из поля зрения Эйхеля с десяти до четырнадцати. Такие дела...
Никто из служащих гостиницы ничего, конечно, не видел и не слышал.
– Ты представь, Струге, какой неслыханный маразм получается! Двое пьяных слесарей повесили флаг вверх ногами, а виновным оказался я! Не окажись Мариноха таким настойчивым, он приехал бы к Бауэру еще в одиннадцать. Они собирались пообедать и сходить в баню. – По всему было видно – еще немного, и в смерти немца Пащенко начнет обвинять самого себя. – Кому сказать, что смерть подданного Германии произошла по причине незнания гражданами России расцветки флага своей страны, – засмеют. А ничего смешного нет.
