– Антон Павлович, это правда, что у вас собака есть?
– Какая собака? – прищурился я.
– Белочка.
– А-а-а… – Я облегченно вздохнул. – Не есть, а была. Лет двадцать назад. Мне мама на пятнадцатилетие белую болонку подарила. Я ее Белкой назвал. Белка, Белочка… Хорошая была собака. А ты откуда знаешь?
Присутствие Виолетты Штефаниц «герр» Пермяков обнаружил в гостинице «Сибирь». Ничего удивительного, что она поселилась в самой дорогой и фешенебельной по меркам Тернова гостинице, в номере «люкс» за пятьдесят долларов в сутки. У нас с собой сейчас не было и на троих пятидесяти долларов, тем не менее мы помчались туда.
В фойе нас встретил администратор и с резиновой улыбкой сообщил, что гостиница дорожит своей репутацией, поэтому информации о клиентах здесь кому попало не дают. Пащенко взял его под локоток и отвел в сторону. Через минуту администратор, походкой очень смахивающей на певца, композитора и хореографа Борю Моисеева, уже пулей летел к стойке. Шурша листами учетных журналов, как мышь в банных вениках, он искал любую информацию о фройляйн Штефаниц. Ему помогала милая девушка в форменной короткой юбке. По всему было видно, что он ей только мешал, но Пащенко сказал ему что-то такое волшебное, что с этого момента он делал все лично. Попроси я сейчас кофе, через минуту он уже дымился бы на той же стойке.
– Номер триста пятьдесят пять. Это один из самых дорогих номеров, – сообщил он, найдя нужную запись. – Мы его бережем для самых состоятельных клиентов.
– Но она уехала, – неожиданно сказала девушка в короткой юбке.
– Куда уехала? – глупо спросил я. Кто сообщает портье или администратору о своих намерениях? Тем более, если это клиент из «триста пятьдесят пятого» номера? Как всегда, выручил Пащенко, переориентировав внимание служащих с пространства на время – «когда уехала?».
– За полчаса до вашего прихода.
– Запасной ключ от номера! – Пащенко протянул руку.
Администратор замялся:
– Понимаете, мы не можем, репутация…
Пащенко взял его за руку и стал вытягивать из-за стойки.
– Пожалуйста. – Сорокалетний блондин уже протягивал ключ с огромной деревянной грушей на кольце.
Уходя к лестнице, я услышал в спину:
– Боже, как грубо…
Номер двухкомнатный. Если бы я жил в такой квартире, то не стал бы делать ремонт лет пять, чтобы вдоволь насладиться красотой и богатством убранства. Но рассматривать гобелены и мраморные колонны у нас не было времени. Все внимание на пластиковый чемодан и записную книжку, лежащую у телефона.
Да простит нас Виолетта. Не корысти ради мы перебираем ее трусики и блузки, а ради спасения ее же жизни. Складная вешалка для одежды, роман на немецком языке, вещи, вещи, вещи… Толстый кожаный кошелек. Пащенко раскрыл его и присвистнул. В нем покоились две банковских упаковки стодолларовых банкнот. «Лопатник» опять полетел в чемодан.
– Ничего…
Я поднял записную книжку. Все записи велись на немецком языке. Даже под номером мобильного телефона Гурона значилось – «Gurov Vadim». Одна из последних страниц блокнота была безжалостно вырвана. Я поднес книжку к окну, наклонив страницу к свету. На следующей странице продавливалась запись. Очевидно, она была сделана совсем недавно. И, скорее всего, вот этим карандашом, что лежит рядом с телефоном.
Очень простая операция по извлечению данных с чистой страницы. Я поставил карандаш под углом и стал быстро и легко водить им по листку. Когда лист из белого превратился в серый, в середине появился текст на русском языке. Очевидно, в спешке Виолетта лучше писала и соображала на русском, нежели на родном языке. А может, умела легко переключаться в зависимости от страны пребывания. Однако хреновый из нее частный сыщик. Разве нормальный человек оставит в номере двадцать тысяч долларов наличными и записную книжку со всеми своими связями?
«Ул. Ме…ная, 23, кв…2. 14.00».
– Расшифровывай! – Я кинул книжку прокурору. – У меня голова разламывается…
Тот не думал и трех секунд.
– А что тут расшифровывать? Это же не германская «Энигма». «Улица Мебельная, дом двадцать три, хата… Ты, случайно, не знаешь, сколько квартир в этом доме?
Нет. Я даже не знал, где эта улица находится.
Но это знал Пермяков. В тридцать пятом доме по этой улице проживали родители его жены. Через двадцать минут, потратив пять из них на заправку, мы подъехали к искомому дому. Воистину Гуров имел такое количество явочных квартир, что мог скрываться, меняя их ежедневно, до старости!
– Который час? – Вадим копался в бардачке, разыскивая фонарик.
До времени, указанного в записной книжке Штефаниц, оставалось тридцать пять минут. Скорее всего, в адресе сейчас нет ни встречающей стороны, ни прибывающей. Дом был двухподъездный и имел три этажа. Таким образом, номер квартиры мог быть либо вторым, либо – двенадцатым. Или первый подъезд, первый этаж, или второй подъезд, третий этаж. В любом случае весь двор был как на ладони. Автомобильная стоянка пуста, в окнах предполагаемых квартир никто не «отсвечивает». Всегда лучше догонять, чем ждать. Под урчание двигателя и теплый воздух, нагнетаемый из печки, я стал советь. Ничего, выйду из машины – разотру лицо снегом. А сейчас наслаждайся истомой, пользуйся случаем…
После того, как Ступицын не появился на работе в течение вчерашнего дня и сегодняшнего, стало ясно, что возвращаться на нее он не собирается. Никто в отделе не знал о его местонахождении, тревожить подчиненных и начальников звонками в ГУВД он, вероятно, стеснялся. Ступицын, как и Гурон, сейчас идут ва-банк. Или пан, или пропал. Тот случай, когда терять уже нечего, а перспективы еще маячат. Виолетта их последняя надежда. Если не удастся сыграть от пса, они сыграют от нее. Бросить бы ее здесь, дуру, за непослушание! Нет, потом всю жизнь расстраиваться буду. Подождем.
Сухие и горячие потоки воздуха меня доконали. Глаза слипались, словно на ресницах был клей. Сначала я решил на секунду закрыть глаза, чтобы снять напряжение. Раскрыв, понял, что стало еще тяжелее…
Когда я их раскрыл во второй раз, то понял, что пробыл в забытьи около минуты.
Бессонные ночи и усталость давили на плечи и затылок. Закрывая и снова открывая глаза, я чувствовал, что взгляд становится все мутнее и мутнее…
Еще через минуту я сломался.
– Антон! Антон!..
Разлепив ресницы и встрепенувшись, я увидел перед собой лицо Пащенко.
– Смотри – это она?
Через дорогу, сжимая в руке маленькую сумочку, шла Виолетта Штефаниц. Казалось, с момента нашей последней встречи, хоть та была и не так давно, она похорошела. Хотя это иллюзии. Я ее в первый раз увидел, когда мне «стрясли лампочку», и теперь я пребывал в том же состоянии.
По тому, как она уверенно прошла к третьему подъезду и вошла в него, становилось ясно – местом встречи избрана квартира с номером двенадцать, на третьем этаже. Едва она скрылась в темноте, из второго подъезда вышли… Гурон со Ступицыным и проследовали за ней! Гурон вел на поводке точную копию Рольфа. Не сумев получить от меня ответы на мучающие его вопросы, Гурон решил действовать наудачу.
