– И теперь посмотри, что у этой киски было в портфеле, – довольный легким потрясением капитана, злорадно произнес майор. – Патруль совершенно случайно задержал его у «Театральной».
Портфель перевернулся (в десятый, наверное, раз) над столом дежурного, и на покрытую стеклом столешницу разноцветным листопадом посыпались фотографии.
– Вы меня не так поняли, – стараясь успеть вперед, чем Сидельников возьмет первую из них в руки, произнес (в десятый, наверное, раз) толстячок. – Это не то, что вы думаете. И вы знаете, я ужасно спешу.
Когда он говорил, капитан машинально отметил про себя, что, должно быть, этот человек не выговаривает «р», просто ему еще ни разу не удалось это продемонстрировать. Желая проверить свою догадку, Сидельников чуть подумал и спросил:
– Как ваше имя?
– Меня зовут Шустиным Степаном Матвеевичем, – немного жалобно произнес толстячок, не давая муровцу никаких шансов провести оперативный эксперимент.
– А проживаете где? Зарегистрированы где?
– Моховая, пять, – ответил тот на первый вопрос и не задержался с ответом на второй: – Чечулина, двенадцать.
Сидельников почувствовал легкий дискомфорт.
– Чечулина, двенадцать... Весь дом ваш? – прямо наталкивая задержанного произнести слово «кваРтиРа», поинтересовался сыщик.
– А! – толстяк ударил себя ладонью в лоб так, что Сидельникову на мгновение захотелось поискать на полу то, что из нее вылетело. – В одиннадцатой! Извините.
– Посмотри сюда, – настоял майор, пытаясь подтянуть Сидельникова к столу за рукав.
– Подожди! – отмахнулся тот. – Вы что, Шустин, извиняетесь? Не можете сказать просто: «Простите»?
– А «извините» – это не синоним этого слова?
Сидельникова перестало интересовать все вокруг, кроме одного: произнесет ли толстяк букву «р». Не могло того быть, чтобы он разговаривал на русском языке без ее употребления.
– Вы кто по профессии, Шустин? – закурив, Сидельников сел на стол и пустил в потолок облачко дыма.
– Я готовлю статьи для выступления по телевидению, – развел руками тот, как бы объясняя факт нахождения у него такого количества подозрительных фотографий.
Сидельников подумал.
– Репортер, что ли?
– Да.
И капитан окончательно потерял покой. Теперь получалось, что, когда толстяку нужно было произносить нежелательные для него буквы, он заставлял это делать окружающих. Сыщик вытянул из горки одно фото и перевернул лицом к себе. В принципе, он уже понял, что криминал место имеет – с тех, что сыпались, легко снималась зрительная информация: снег, кровь, женские тела, заляпанные бордовым крапом одежды...
Кадр, остановленный на том фото, что держал в руке Сидельников, свидетельствовал: убита красивая девушка лет девятнадцати на вид. Капитан быстро отнял от девятнадцати два-три, и получилось, что на самом деле жертве шестнадцать-семнадцать лет. Привычка определять возраст трупа, выработанная годами. Ошибиться капитан не мог. На снимке изображена одна из шести девушек, убитых московским потрошителем Разбоевым в прошлом году. Сидельников принимал участие в раскрытии четырех из шести убийств, однако в конце прошлого года был снят с дела и направлен на розыск банды, организующей разбойные нападения на дальнобойщиков на трассе А101. Информацией по делу потрошителя он владел полностью, точно так же, как и информацией о том, что тот задержан и находится в «Красной Пресне» за Генеральной прокуратурой.
Суд над Разбоевым еще не состоялся, а потому толстяк с портфелем, набитым любительскими фотографиями, не вызвать у капитана интереса не мог.
– Откуда это у вас?
– Видите ли, – сжимая перед собой шапку, начал сначала задержанный, – я занимаюсь этим делом московского маньяка с минувшего года, поскольку именно на меня седьмым каналом телевидения, где я состою на службе, возложена обязанность осуществить независимое следствие...
– Может быть – расследование? – окончательно потерял покой Сидельников.
– Пусть так, – согласился толстячок. – Хотя мне более по душе слово «следствие».
– Быть может – по нраву?
– А это не одно и то же? – удивился толстяк.
– А почему вы не спросите – «какая разница»? – вынув из кармана платок, Сидельников промокнул лоб.
– Вас что больше занимает: моя лексика или мотив нахождения у меня снимков? – невозмутимо справился толстяк.
Муровец заставил себя успокоиться и сказал, что... конечно, и то, и другое.
– Игорь, может, я сам разберусь, – сочувственно обратился к нему майор-дежурный, – а уж после тебя кликну?
– Ничего, все в порядке, – пробормотал Сидельников. – Продолжайте, пожалуйста...
– Так вот, – снова настроился на откровения репортер седьмого канала. – То, что содеявший эти жуткие деяния человек находится в заключении, вызывает у публики двоякое к нему отношение. С одного боку получается, что он виновен и должен ответить за свои злодеяния, с (о, как Сидельников ждал этого слова – «другого»!) иного видится некая тень, не позволяющая судить об этих явлениях однозначно. Нам доподлинно известно, что никаких доказательств у следствия, как то: свидетели, показания выскользнувших из цепких лап убийцы девушек и иных фактов – нет. Оно понятно. Высшим деятелям не хочется, чтобы следствие затянулось на долгие годы. И, как положено в таких случаях намекать, обществу необходимо видеть лицо, готовое взять на себя всю ответственность за содеянное. И у нас на седьмом канале бытует мнение о том, что вина находящегося в СИЗО человека доказана неполностью. Между тем близится суд, а для общественности еще не освещены доказательства того, что именно он осуществил столь чудовищные, непонятные уму человеческому поступки. И боссами нашего канала на меня возложена обязанность найти доказательства, позволяющие... – Он подумал и продолжал: – Позволяющие убежденно заявить о виновности обвиняемого. Что же касается фото, я сделал их в тот день, когда была убита пятая по счету девушка. В этой куче есть снимки тела и шестой юной особы. И все они были сделаны незаметно для следователя в тот момент, когда он изучал местность и беседовал с жителями соседних домов.
Сидельников, когда дежурный спросил репортера: «И как долго вы ведете свое следствие?», окончательно впал в ступор. И он просто рассвирепел, когда услышал ответ: «С того момента, когда была убита пятая по счету девушка».
– Послушайте, вы!.. – последним усилием воли заставив себя преградить путь надвигающемуся цунами, он соскочил со стола и отвернулся, чтобы не видеть этих огромных, откровенных кошачьих глаз. Уперши обе руки в край стола дежурного, на котором возвышалась горка снимков, он просчитал до десяти и развернулся к майору. – Удостоверить на телекомпании личность, отобрать объяснение, изъять снимки и вытолкать в шею. Сегодня я сообщу об этом начальнику, а тот напишет в Генеральную прокуратуру письмо с просьбой внести на седьмой канал представление за вмешательство в расследование по уголовному делу.
