Глава 18
Когда мы с молодым напарником садились в «девятку», уже светало.
– Что-то вы быстро, – ядовито заметил Вьюн.
Судя по большому количеству фольги от «Марсов» и «Сникерсов», а также кожуры от апельсинов и пустых бутылок лимонада, друзья неплохо провели время.
– Пришлось раз пять менять место стоянки, – пояснил Верховцев. – Патрули перед банком проезжают каждые полчаса. Если бы не мое удостоверение, ждали бы мы вас в Управлении. В дежурке, – поерзав от нетерпения, зашипел: – ну, нашли?!
Я вынул из кармана тугой сверток. Он был запечатан и в целях экономии времени вскрывать его в подвале банка я не стал.
Кажется, Верховцев ожидал, что я ничего не найду. Тогда бы срывался план, а значит, ему не пришлось бы беспокоиться за мою больную голову в дальнейшем. Но появление на свет свертка вновь настроило его на пессимистический лад. Он буркнул что-то насчет того, что «утром начальник охраны банка «настучит» руководству и вскоре нас станут искать как обыкновенных бандюков».
– Не «настучит», – усмехнулся я. – Он что, дурак, смертный приговор себе подписывать? Все, хватит базарить. Пора возвращаться, первый пункт плана выполнен.
– Долбанутого плана, – добавил, отворачиваясь, Верховцев.
После моих слов о возвращении Вьюн завертелся, как перепел на вертеле.
– У меня предложение. Едем не к Насте, а ко мне. Во-первых, у преступников манера такая – места обитания менять, во-вторых, зачем ее квартиру «палить» лишний раз. А в-третьих, все котлеты мы там съели. Поехали, а?..
Больше всего мне понравилось «в-третьих».
– Так и скажи, что пожрать хочется, – добавил Ваня. Меня радовало то, что парень, кажется, окончательно освоился в моей команде. А больше всего мне импонировало другое – что, несмотря на горе, он делает свое дело. Впрочем, от успеха общего дела зависел и его «бубновый» интерес. Я, например, если бы такое со мной случилось… Я бы делал все…
– Отдай-ка пистолетик, – я похлопал Верховцева по плечу. Я вспомнил о том, что мой «железный друг» не со мной.
Теперь уже «Лексус» следовал за «девяткой».
И тут произошло то, что никогда не вносится в план. Такое предусмотреть невозможно только потому, что это может произойти только однажды. Подобный случай в сердцах называется «западло». Он может испоганить не только план, но и весь дальнейший процесс жизни. Или же сделать жизнь очень короткой.
На одном из перекрестков в «девятку» Игоря врезался джип «Мистраль». Откуда он взялся, никто объяснить не мог. Чтобы такого водителя, как Вьюн, вовлечь в дорожно-транспортное происшествие, нужны воистину чары небесные.
Между тем джип вылетел из подворотни настолько стремительно, что Игорь даже не успел среагировать. Очевидно, к моменту удара иномарка только начала набирать обороты, так как скорость была около пятидесяти километров. Все произошло как в мистическом сне, верить в который просто не хотелось. Я смотрел на капот «девятки», подлетевший вверх, как кусок картона, мгновенно осыпавшиеся стекла…
Ваня резко нажал на тормоза, и «Лексус», слегка поведя задом и взвизгнув резиной, остановился в двадцати метрах от «Мистраля». Мы затормозили так резко, что я едва не ударился головой о лобовое стекло. Моя матерщина и бешеный крик Ваньки «Мать твою!!!» прозвучали одновременно.
«Жигули» развернуло посреди дороги, и машина, вылетев на встречную полосу, беспомощно уткнулась в столб. Все это случилось за считанные доли секунды, в которые не успеешь подумать о главном. Едва искореженная «девятка» замерла на месте, мой мозг резанул крик: «ИГОРЬ! ДИМА!»
Но их не было видно. После оглушительного удара они, очевидно, повалились друг на друга, и сейчас сквозь разбитые стекла я различал лишь спинки сидений.
Едва мы с Иваном успели толкнуть дверцы, чтобы выскочить, как распахнулись двери и у джипа. Через секунду я понял, что ситуация даже более страшная, чем показалось в первые мгновения. Из иномарки вывалились трое мужиков неопределенного возраста. Понять, во что они одеты и сколько им лет, мешала еще густая темнота. У одного в руках был автомат Калашникова, у второго – помповое ружье. Третьего мне не было видно из-за машины. С криками: «Пидоры, бля!», «Е…ть, совсем лохота ох…а!» они двинулись к останкам машины Игоря.
Для того чтобы констатировать факт глубокой «обкуренности» всех троих, не нужно быть наркологом. «Отморозки» находились в таком состоянии, что их дальнейшие действия не мог предсказать никто. До безумия дикие глаза, полураскрытые рты, заторможенные движения. Возможно, это даже не героин…
– Сидеть и не высовываться!!! – одним словом проорал я Ваньке в ухо и выскочил из машины.
У Димы был пистолет, и стрелял он так, что позавидовал бы сам Клинт Иствуд. Но теперь его жизнь, как и жизнь Вьюна, зависела только от того, что делал я. Выбор у меня отсутствовал. Если бы я отошел вправо, отводя огонь от Ваньки, то мне пришлось бы стрелять в сторону «девятки». Если сдвинулся влево, смещая свой сектор стрельбы от Вьюна и Верховцева, то эти сволочи разнесли бы в клочья Ваньку. До бандитов было метров пятнадцать. Первый, широко расставив ноги, поднял ствол автомата до бедра, почти упираясь им в дверцу Верховцева…
Теперь, Горский, у тебя нет даже секунды на размышления. Делай то, за что потом не будешь себя казнить всю жизнь.
Опережая указательный палец обкуренного автоматчика, я вскинул перед собой обе руки… Я нажимал на спуск до тех пор, пока не почувствовал толчок, подсказывающий, что затворная рама ушла до отказа назад и пора менять магазин. Менять магазин… А был ли у меня второй магазин? Я его никогда не беру. Оставляю в комнате для хранения оружия. А нужен ли он? Господи, как болит голова…
С разряженным пистолетом я подошел к поверженным пассажирам «Мистраля». Бывшим пассажирам. Смерть одного, очевидно, наступила мгновенно. Он лежал, подвернув под себя ногу и уставившись в сторону мутными азиатскими глазами. В полураскрытой ладони лежала рукоятка помпового ружья. Еще двое были, видимо, тяжело ранены. Движения автоматчика едва фиксировались; из простреленной насквозь раны на шее вытекло столько крови, что лужа подползла под мои подошвы. На третьего вообще было страшно смотреть. Он еще жил, и я наклонился к нему. Та же рана на шее. Через десять секунд наступит агония. Бандит скреб ботинками по асфальту, словно старался содрать с него ледяную корку.
Встав на колени, я обхватил ладонями лицо. Мир раскалывался на куски, которые с грохотом разрывались и разлетались на более мелкие фрагменты…
Смерть страшна во всех своих проявлениях. Смерть бывает достойной, но красивой – никогда. Она может быть позорной или бессмысленной, но от этого не меняется ее существо. Тысячу раз, косорото улыбнувшись, она посмотрит в твою сторону и отвернется. А в тысячу первый, когда в ее сторону обернешься ты, она положит тебе на плечо костлявую руку…
Передо мной, стоящим на коленях, лежали три трупа. Тела трех только что убитых мною людей. Во имя чего они отпустили от себя жизнь? И прав ли был я, решая, имеют они право жить или нет?
