– Ма-а-аленькие, – пропел Дима. – Большие нельзя, иначе ствол разорвет.
Бережливый, когда дело касается его имущества…
Удивительно, но – факт: мы вошли на первый этаж дома, туда, откуда мы могли начать свою экскурсию по владениям Юнга. Но волею случая пошли другой дорогой. Кровь на полу напоминала о недавних боях.
Где находился Юнг? Там, где наше появление было исключено. В своем изрешеченном кабинете. Ждал доклада от подчиненных о нашей ликвидации. Интересно, какое у него теперь настроение? Я так и спросил, когда мы вошли.
Одновременно с моим вопросом Верховцев выстрелом свалил на пол верзилу-телохранителя. Верзила – не металлический замок. Ему бы и утиной дроби хватило. Но раз у Дмитрия не было ничего другого, кроме шурупов…
– Ой, а это кто? – изумился опер, выщелкивая на пол дымящуюся гильзу. – Замначальника ГИБДД, что ли? Господин Юнг, вы что, на «красный» проехали?
Действительно, в дальнем углу кабинета восседал на стуле Виталий Алексеевич Табанцев! Увидев нас, он поднял голову и уставился ненавидящим взглядом. Юнг сидел за изуродованным столом молча и достойно. Кажется, нас на самом деле никто здесь не ждал.
– А ферма ваша разрушена, – с сожалением произнес я. – Крокодилы обиделись и пошли в дом бить вам морду. Вы когда их в последний раз кормили? Вас пора привлекать за жестокое обращение с животными.
Оставалось продержаться менее получаса. Пока Вьюн домчит, пока Обрезанов доложит… Один только СОБР собирается быстро. Но в тот момент стрелять в нас никто бы не стал. Здесь находился господин. Но на всякий случай я поднял с пола рулон скотча и, не долго думая, залепил Юнгу рот. Этим же скотчем замотал руки за спиной. Пока его люди не услышат команды «Огонь!», им и в голову не придет стрелять. Юнг понял ход моих мыслей, усмехнулся одними глазами и одобрительно покачал головой. А что же Табанцев? Майор, с того момента как увидел меня, никак не мог обрести покой.
– Слушай, Горский… – Он сжал челюсти так, что заскрипели зубы. – Чего тебе нужно? Я такого упрямого барана никогда в жизни не встречал. Неужели ты думаешь, что меня под что-нибудь смогут подписать?! Ты же сам мент! Неужели не понимаешь, что у тебя на меня ничего нет?! Назови лучше сумму. Назови такую, чтобы вам обоим хватило…
Он кивнул в сторону Верховцева.
– Это, Андрей Васильевич, он нам отступные предлагает? – заинтересовался Дима. – Может, подумаем?
Я хорошо понимал, что сейчас делал опер, но Табанцев, находящийся в цейтноте, соображал слабо.
– Подумайте! – настаивал он. – По сто тысяч хватит?
– Сто тысяч чего? – уточнил Верховцев.
– Ну, баксов. Разумеется, баксов! Просто возьмите бабки и уйдите! Весь мусор уберут тут без вас.
Я посмотрел на Юнга. Он сидел на стуле и беззвучно смеялся. Кореец с первого слова понял наш разговор и поражался глупости Виталия Алексеевича. Но Табанцеву было не до этого. Он лелеял мысль заплатить нам и вернуться на исходные позиции. Я его понимал. В таком же ступоре я находился, когда бессмысленно стрелял в крокодилов, пожирающих слуг Юнга.
Я спросил его, где Коренева. По лицу Табанцева было понятно, что в нем сейчас борются противоположные чувства.
– В бассейне твоя Коренева! Свидетеля ищешь? У крокодилов порасспрашивай!
У меня была такая мысль весь тот день, но я гнал ее от себя, как мог. И вот она озвучена. Но Табанцев мялся! Мялся, прежде чем ответить! Ольга жива. Теперь я в этом был просто уверен.
– Табанцев, через полчаса этот дом от подвала до чердака будет под контролем милиции. Здесь обнаружится и тюрьма, и кости на дне бассейна. И ваши списки всплывут автомобильные. А ведь это все раскрутилось с уголовного дела по факту убийства Тена! И Гольцов ранен, и банкир застрелен! Кем? Тебе не страшно? Ведь этот вопрос будут задавать именно тебе! Ты обречен. Но я даю тебе честное слово – если ты сейчас «отдашь» мне девушку, я тебя выпущу. Но потом обязательно найду. Это мое второе честное слово. Однако у тебя все-таки есть шанс. Для того чтобы застрелиться, его точно хватит. Уйдешь, во всяком случае, как мужик…
С моими последними словами Верховцев защелкнул на его запястьях наручники и обыскал. У замначальника ГИБДД города оружия с собой не было. Да и зачем оно ему? У него здесь охрана, как у падишаха. А на дороге он самый главный.
– Я никого не убивал.
– А кто, Шарагин? Кстати, уважаемый, что ты ему сказал, когда звонил из кабинета Обрезанова?
Пока было время, требовалось задавать вопросы. Пусть врет, мне и это послушать нужно. Таким, как Табанцев, вообще лучше не лгать. Вазомоторные движения мгновенно опровергают только что сказанное. Вот он ответил мне, что знать не знает никакого Шарагина, а сам глаза отвел, пальчиком хрустнул, да еще и на крик сорвался. Разве так можно? А всему виной чувство всемогущества и презрительное отношение к нижестоящим. Ко мне, например. Желание порвать меня, как тряпку, и остаться при этом безнаказанным так и светится в его глазах.
– Табанцев, ты знаешь, что Домушин написал в моем кабинете? Кстати, ты не в курсе, почему он лысый, как колено?
Ты посмотри! Он ни о Домушине, ни о колене ничего не слышал! Тогда зачем говорить, что его писанина ничего не значит? А Шарагина тоже не знаешь? А Жилко? Не знаешь? А вот Вера Смоленцева говорит, что…
– Не знаю я никаких Вер, капитан!.. – Табанцев развернулся на стуле. – Ты хоть сам-то понимаешь, что твое будущее, как мента, перечеркнуто?! Ты только что совершил карьерный суицид!
Что ты сказал?.. «Карьерный суицид»…
Ну, конечно! Только такой, увлеченный работой придурок, как я, не может узнать голос человека в телефонной трубке!
– Так это ты, Табанцев, сотрудник отдела кадров, что ли? А я думаю, что за идиот то меня, то Обрезанова каждый день по телефону трахает! А кто у тебя в ОРБ? Кого ты уговорил роль Иудушки сыграть? Не верю, что начальника! Не ве-рю! Он скотом никогда не был.
Все правильно. В отделе я пишу рапорт о переводе, чем сразу вызываю к себе негативное отношение, а в ОРБ меня никто не ждет. Изгой Горский. Это моему старому начальнику можно было ситуацию объяснить. А Константину Николаевичу бесполезно. «Мы предателей не прощаем«– девиз Торопова. Потрясающий патриотизм. Потрясающий до бестолковости. А если бы я сам позвонил в кадры ГУВД? Взяли бы на карандаш как недоумка. А кто я?! Старика Храмова подозревал…
– Табанцев, будь ты мужиком! – возмутился я. – Тебя же «пожизненное» ждет! Ну, двадцать – двадцать пять! За полным отказом точно на полную катушку тебе отмотают. Не мне, так другому колоться будешь! Не лучше ли сейчас, пока еще что-то исправить можно? Имеется в виду, жизнь чью-то спасти… Где Коренева?
– Это тебе, дурак, отмотают! – рассмеялся Табанцев. – За тот беспредел, что ты учинил в доме уважаемого человека.
Бесполезно. Ситуация не та, обстановка не позволяла, слишком много посторонних. А главный посторонний – Юнг, который слушал все и вертел головой, как сова.
