Глава 34
Вскоре после осады особняка меня отстранили от работы. Началось служебное расследование по факту правомерности применения мною оружия и организации оперативно-розыскных мероприятий в доме лидера организованной преступной группировки Юнь Мо Юнга. О Кресте никто не вспоминал, так как он последовал моему мудрому совету исчезнуть вместе со своими людьми еще до прибытия милиции.
ОМОН все утро вылавливал разбредшихся по дому крокодилов и собирал тела убитых, делал обыски и освобождал из камер заложников. Оружия и наркотиков было изъято столько, что можно было «раскумарить» и повести в атаку всех талибов Афганистана.
Списки Тена произвели фурор как в соответствующих организациях, так и в деловых кругах. Обиженными остались две сотни почтенных граждан области и страны. Назревали шумные судебные процессы, а под этот шум владельцы дорогостоящих авто потихоньку делали экспертизы. Чем черт не шутит…
Табанцев находился в следственном изоляторе. Сидел он в «красной хате», с подобными себе горемыками из правоохранительных органов. На седьмые сутки я не выдержал и прибыл в СИЗО. Прибыл, естественно, не на свидание. Вязьмин, кому опять отписали уголовное дело для расследования, без проблем выписал мне отдельное поручение для производства допроса.
Сидя на прикрученном к полу табурете и опершись на прикрученный к полу стол, я курил и откровенно скучал. Прибыл я немного не вовремя – «продол», где содержался бывший замначальника ГИБДД, принимал пищу. Никто выводить его ко мне в это время не собирался. Обед заканчивался через полчаса, а это было для меня много. Выбросив окурок в форточку, я решил зайти в гости. У радушных хозяев этого учреждения всегда есть крепкий, почти черный чай, нарды и анекдоты, рассказываемые в режиме «нон-стоп».
Аркаша Федорцов, когда я приоткрыл дверь, прихлебывал из стакана «конвойный» чай и обставлял, как ребенка, какого-то конвоира. Стук нардовых фишек я услышал еще в коридоре. Он махнул мне рукой и объявил сопернику, что тот «может отдыхать, тренироваться на тряпочках, а потом снова приходить». Как только расстроенный конвоир покинул кабинет, Федорцов мгновенно расплылся в улыбке:
– Заходи, Андрей! Слышал, напряги у тебя по службе? Бери стакан, я чайку налью.
О моих коллизиях было известно уже и в СИЗО. Думаю, что не только операм…
– Одним служебным расследованием больше, одним меньше. Не привыкать. – Я так и не понял, кого из нас двоих я успокаивал.
– Васильевич, поскольку здесь около трех сотен тех, кто может тебя заинтересовать, позволь полюбопытствовать… По чью душу?
– Табанцев.
– А-а-а… – как-то разочарованно протянул опер. – Сложный пассажир.
Аркаша рассказал мне, что практически сразу он «зарядил» камеру своим человеком.
– Так о чем в «хате» Виталий Алексеевич переживает? Мучает ли его совесть? Стремится ли весточку на волю передать? – спросил я.
Федорцов поморщился.
– В том-то и дело, что парень «тертый». С вами, ментами, вообще, тяжело. Умные вы чересчур. – Отодвинув ящик стола, он вынул лист бумаги. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы понять – передо мной агентурное сообщение.
«Между мной и арестованным Табанцевым сложились доверительные отношения. В связи с тем что я, очевидно, вскоре буду осужден и мне будет назначено наказание, не связанное с лишением свободы, Табанцев стал проявлять ко мне интерес…».
Э-эх… Наивность человеческая! Я не судья, но три-четыре года на «общаке» я тебе могу гарантировать.
«… В ходе разговоров он выяснял, с кем я поддерживаю отношения, кого из сотрудников милиции знаю, когда у меня суд. Узнав, что суд через неделю и что я вскоре буду переведен в другую камеру, он попросил меня после суда съездить на адрес: ул. Железнодорожная, д. 56, кв. 18, к его матери и передать ей следующее: «Я все помню. Если не хочешь, чтобы я поссорил тебя со всем миром, найми хорошего адвоката и положи мою долю наследства на зарубежный счет»…
Это что за шифровка?!
– Адрес «пробивали»? – автоматически спросил я, совершенно позабыв, где нахожусь.
– Андрюша, это ваше дело – адреса «пробивать»! – возмутился Федорцов. – А наше – на путь истинный вас направлять! Если я еще по хатам мотаться начну…
Понятно, понятно… Извини за ляп. На сообщении – ни исходящего номера, ни резолюций. Под текстом – вчерашнее число и подпись: «Птичник».
– Спасибо за чай и за помощь, Арканя! – Я вернул ему лист. – Ты мне сейчас очень помог.
Невозможно описать чувства Табанцева, когда он увидел меня за столом. Злоба, раздражение, досада и разочарование. «Четыре в одном». Резко развернувшись в дверях, он сказал:
– Уведите меня обратно в камеру.
– Пшшел! – Женщина-конвоир, похожая на Монсерат Кабалье, толкнула Виталия Алексеевича то ли бюстом, то ли животом. – К тебе тут не на свиданку привалили, а по делам!
Табанцев сел за стол и уставился в стену.
– Как кормят?
Этот, хоть и подлый, но вполне безобидный вопрос вовсе не являлся основанием для того, чтобы пройтись матом в адрес моей матушки. Но это тем не менее прозвучало.
– Слушай, Табанцев, – мне пришлось резко наклониться над столом, – я ведь еще не делал заявления относительно своего столкновения с «Тойотой»! За организацию заказного убийства сотрудника милиции тебе на суде прокурор попу разорвет. Тут никаких «поглощений» одного срока другим не будет! Будет одно сложение лет! Хочешь попасть в Книгу рекордов Гиннесса? Как человек, получивший на суде больше, чем Бен Ладен?
– У тебя доказывать нечем. Можно сигарету?
– Кури на здоровье. Доказухи у меня больше, чем нужно. Заключение судмедэкспертизы, Домушин со своими показаниями и помятая «Тойота». Если бы ты был по-прежнему майором Табанцевым, то мое заявление выглядело бы, как записка сумасшедшего. А теперь, единожды солгавши, кто тебе поверит?
Разговаривая с майором, встречая его полное несогласие идти на контакт, я постоянно думал, а стоит ли поднимать вопрос о Птичнике? С одной стороны, я могу пойти по ложному пути и, начав отрабатывать адрес, потерять время. С другой, поняв, что он «офлажкован», Табанцев может совершить глупость и «расколоться» на нелепой случайности.
– Ладно, Виталий Алексеевич, хватит. Ты просто «быкуешь», а разговаривать с «быками» я не умею. Адвокат нужен? Без подлянок? Денег у тебя в кубышках – пруд пруди. Потянешь хоть Борщевского, хоть Кучерену, хоть Падву. Звякнуть кому? Сколько предлагать?
– Пошел ты… – Табанцев культурно сплюнул в стоящую рядом пепельницу. – Для себя правозащитника припаси. Скоро здесь встретимся.
– В суде. Последний вопрос. – Я наклонился к Табанцеву и шепотом спросил: – Что ты Шарагину сказал?
Майор секунду думал, а потом так же шепотом зловеще произнес:
