– Я позвоню.
Не сомневаюсь в этом.
На том же самом мы расстались и с Пащенко. Он уехал, оставив меня наедине с уголовным делом по факту дорожно-транспортного происшествия, совершенного перед самым Новым годом.
Мне на самом деле больше нечем было заняться в половине второго ночи. Лишь листать и листать протоколы, заполненные убористым почерком следователя ГИБДД Мокрушина. Я вчитывался в целые фразы и отдельные слова, пытаясь раскрыть одну очень важную для себя тему. Звучит она так: «Речь не о том, кому выгодно заточение Малыгина-младшего. Речь о том, кому это выгодно более всего».
Я читаю и понимаю, что достигаю цели. Более всего смерть, а равно и отправление Малыгина в колонию выгодно Серикову и Баскову. Басю я еще в глаза не видел, а вот на Серикова налюбовался вдоволь. Невысокого роста тридцатилетний парень, с лисьими, слезящимися глазами и походкой росомахи. Животного, косолапого и неуклюжего внешне, но готового мгновенно броситься и задавить. Милая и забавная с виду росомаха. Я всегда умилялся ею в детстве в зоопарке, но когда мне отец рассказал, как эта милая зверушка бросается с дерева на лося и убивает его, мое мнение изменилось. Спасибо отцу. Он уже тогда помогал мне различать невидимое среди видимого.
Все эти «навороты» с гражданскими исками по факту причиненного Малыгиным-младшим ущерба – фикция. Этой фикцией дышит каждый лист протоколов судебного заседания. Эти двое безжалостно разбивали свои дорогие машины о «Тойоту» Артема Малыгина, потеряв от безвыходности голову. И не обратись они сейчас в суд за возмещением материального ущерба, их никто не поймет. Правда, Басков и не обратился. Но его авторитет известен далеко за границей его авторитета, поэтому его неявка и отсутствие иска странным не кажутся. А вот Сериков со всей этой бригадой Пермитина—Смышляева морозит мне мозги, будучи уверенным в том, что я полный идиот.
В котором часу я уснул? Я совсем...
Глава 5
...не помню.
Наверное, я еще не до конца вернулся в действительность, если, стирая с губ слюну, задаю себе подобные вопросы и позволяю себе на них честно отвечать. Разве люди помнят точное время начала своего забытья?
Я посмотрел в окно. Ничего не разобрать. Перевожу взгляд на часы. «Ноль-семь часов, ноль-семь минут». Надо же так проснуться...
Рольф стал жизнерадостным с того самого момента, как я сделал первое судорожное движение. Он словно и не спал. Мне бы так. Чтобы, очнувшись, не водить по комнате безумными глазами, а точно знать, что нужно делать. Вот пес, например, очень хорошо знал, что должен осуществить в данный момент.
Я растер лицо и поплелся в коридор. Накинул пуховик, натянул кроссовки...
Глядя на пса, мечущегося в предвкушении прогулки, я подумал о том, что пора Саше со своей мамой и честь знать. Моя теща здорова, как цирковая гимнастка, поэтому уединение ее со своей дочерью я расцениваю лишь как возможность без помех расспросить о жизни. Не обижаю ли я свою жену, не утаиваю ли заработную плату, не пью ли и не вожу ли баб. Татьяну Викторовну я знаю плохо, ибо видел ее лишь два дня подряд, когда мы с Сашей посещали ЗАГС. Потом она сослалась на дела и умчалась в свои края.
Уверен, что часам к восьми обе появятся, вполне здоровые и в хорошем настроении. Не бью ли я жену... У них одни только мысли. Как будто это нельзя выяснить, взглянув на дочь. Лучше бы спросила:
– Антоша, сынок, скольких ты людей убил?
– За вчера или вообще? – уточнил бы я.
Тут есть в чем покаяться, но это Татьяне Викторовне, теще, не интересно.
Мимо Рольфа поплыла белая «девятка».
Откуда она взялась?!
До нее было не больше пятидесяти метров, и она медленно двигалась вдоль соседнего дома. Подъезды этого дома находились на другой стороне, и этот участок дороги автомобили обычно преодолевают быстро, а этот ехал медленно... Почему-то моя рука непроизвольно потянулась к поясу. Когда же дотянулась, я вспомнил, что оставил пистолет в квартире. Елки-палки, я как Саша!! Честное слово...
Продолжать казнить себя было бессмысленно. Стекло задней двери легковушки поползло вниз...
– Рольф, ко мне!
Пес, выполняя команду, рывком оторвался от разрытой в снегу ямы и затрусил в мою сторону.
Что будет сейчас? В очередной раз в мое лицо уставится дуло автомата?
Повернув под прямым углом, «девятка» ехала уже в мою сторону. Я стоял, сунув руки в карманы. Если кто-то хотел бы меня пристрелить, он сделал бы это еще пять минут назад, и не из окна машины.
– Вы Струге? – спросила меня голова без шапки.
– Кто спрашивает? – Я вспомнил наш разговор с покойным Зотовым. Вспомнил и чертыхнулся. Если голова сейчас ответит: «Неважно», я, наверное, развернусь и убегу.
– Вы Струге, – успокоилась голова. – Подсудимый просит вас не заниматься поисками справедливости. У него начались проблемы на воле.
– Какой именно подсудимый? За мной под подпиской сейчас шестьдесят восемь человек.
– Вы знаете, о ком речь. Не нужно осложнять жизнь ни себе, ни людям.
– Ты о чем, малыш?
– Я тебе не малыш. Не нужно грубить.
– А я и не грублю.
– Струге, у вас есть дело. Рассмотрите его – и точка! Что вам еще нужно?! – Голова покачалась, как маятник Фуко. – Знаете, что о вас в городе говорят?
– Я не знаю, что обо мне говорят. Расскажите.
Голова стала терять терпение.
– Струге, прекратите копать дело! Об этом просит Малыгин.
– Какой Малыгин? Старший или младший?
– Да, нам правильно о тебе рассказывали! Баран настоящий!!
«Девятка», гневно заржав всеми своими семьюдесятью пятью лошадиными силами, умчалась от моего подъезда.
Вот и поговорили. Значит, Малыгин просит... Хочет отправиться на зону – и шито-крыто?
Итак, я предупрежден.
– Что, Рольф, описался? Я тоже. Пошли домой...
– Александр Владимирович, извини, дорогой, если разбудил.
– Да чего там... – Я воочию вижу, как Земцов хлопает глазами для скорейшего пробуждения. – Я все равно вставать собирался. Сейчас Макс заехать должен.
Макс – это заместитель Земцова. Толковый молодой парень, приехавший в город из глухой деревни и оказавшийся к месту в УБОПе. Выходит, не у одного меня суббота – не выходной.
– Мне нужно установить одного разговорчивого гения. У меня есть лишь номер машины.
– Говори номер, Антон Павлович. Я через час отзвоню тебе на мобильный. Если смогу – помогу.
Я называю номер «девятки» и вешаю трубку. Последняя фраза Земцова была лишней. Он всегда ее произносит, оставляя себе зазор для отступления. Но никто в этот зазор не верит, это фикция.
