Однако каяться уже поздно. Перед нами распахнул свои врата подвал. Я могу смело назвать это вратами ада. Интересно, спускаясь сейчас вниз, Пащенко думает о том, что после придется подниматься вверх? Или это не входит в его планы?
В отличие от подвалов, в общем понимании этого слова, назвать так подземное помещение храма было нельзя. Не чувствовалось того характерного запаха сырости и прохлады. Готов побиться об заклад, что это удобное жилое помещение. Судить об этом в полной мере нельзя, ибо пламени моей и прокурорской зажигалки хватает лишь на то, чтобы освещать ступени под ногами. Но я все-таки умудряюсь смотреть по сторонам. Пока ничего примечательного: обшитые рейкой стены, уходящие вниз. Это как ехать по эскалатору метрополитена почти в полной темноте. Пытаясь компенсировать отсутствие зрительного восприятия остальными органами чувств, я принюхиваюсь и прислушиваюсь. Проку от этого также мало, так как я слышу лишь аккуратную поступь Вадима и чувствую запах дерева. Очевидно, стены этого уходящего вниз коридора были отделаны совсем недавно. Не строительный ли материал привозил от папы Артем? Впрочем, почему я называю того человека Артемом? Мне сейчас приходит в голову, что он мог быть Петром, Егором или, на худой конец, Абрамом. Почему я привязал Малыгина-младшего к рассказу Жоры?
Но времени подумать над этим у меня уже не было. Я не задумывался об этом тогда, когда еще не поддался искушению проникнуть в церковь, а сейчас что-то обдумывать уже поздно. Впереди замаячила полоска света. Она то появлялась, то исчезала за спиной Вадима. С каждой ступенью становилось все теплее и теплее. Мне стали закрадываться в голову мысли о том, что сейчас мы с прокурором станем свидетелями заклания младенца или иной мерзости, которая может прийти на ум сразу же, едва вспомню об отце Вячеславе.
Пащенко внезапно остановился, прижался к стене и повернул ко мне лицо. О последнем я могу лишь догадываться, так как я ничего не вижу. Лишь слышу заползающий мне в уши дьявольский шепоток прокурора:
– Там кто-то есть, судья. Твои предложения?
Я отвечаю не раздумывая:
– Валим отсюда.
– Не-е-ет... – слышу я, как приговор. – Мы не затем сюда шли.
С этим я спорить не буду, потому что представления не имею, зачем мы сюда шли. Я чувствую, что все наши действия верны фактически, но уверен, что они преступны – юридически. Если имел место факт приезда в церковь Малыгина-младшего, это нужно проверить. Прокол псевдосвященника с фамилией Изварина неопровержимо доказывает если не участие, то информированность Гомова и о наркотиках, и об иконах, и об убийствах Зотова и Изварина.
И тут случается то, из-за чего прежние страхи можно назвать детским испугом. Пащенко разворачивается от щели с пронзающем темноту лучом света и яростно шепчет мне на ухо:
– Струге, сюда идут четверо каких-то монахов!.. Струге, они все ростом с Шакила О’Нила!..
Понимая, что свободного времени остается несколько секунд, я чиркаю колесиком «зиппо» и вожу им вокруг себя в поисках вешалки, на которой висят две шапки-невидимки.
Шапок не было. Была лишь тонкая водопроводная труба в метре над моей головой и небольшая ниша слева от дверей.
А говор «монахов» слышится уже в двух шагах от двери. Говорил тебе, прокурор, что валить нужно?!!
Я толкаю напряженное тело Пащенко в нишу и прыжком повисаю на трубе. В тот момент, когда я, тридцатисемилетний мужик, выполняю на перекладине армейское упражнение «подъем переворотом», двери резко распахиваются. Одна из створок отлетает и полностью закрывает Вадима от влившегося в коридор яркого света...
Все, что остается мне, – это поджать ноги, чтобы о них не разбили лбы вышедшие на свет божий четверо огромных мутантов. Когда я говорил Пащенко об охране храма, я не представлял, насколько близок к истине. Все четверо являлись точным образом и подобием отца Вячеслава. Они были облачены в черные рясы до пят и смешные фетровые колпаки. Вот почему Пащенко шептал мне о «монахах»!
Вцепившись в обжигающую ладони трубу, я старался держать ее под собой так, чтобы она не «играла». Если сейчас допустить малейшее колебание, оно превратится в дрожь, а дрожь – в большую амплитуду. В итоге я оторву от водопроводной системы трубу и вместе с потоками шипящей воды упаду на голову этой баскетбольной команде...
– Я же говорю – сквозняк! – пробасил один из мутантов и указал вверх, туда, откуда мы с Вадимом только что спустились. – Какой урод двери открыл? Я же говорил, что тыльную дверь всегда нужно держать под замком!
Если бы у меня сейчас были свободны руки, я с удовольствием указал бы на этого урода. Но малейшее мое шевеление – и они поднимут головы круто вверх. Не уверен, что, увидев над своими головами попугая, они придут в восторг. Все, что я смогу добиться от них в первую секунду, – это понос.
А что делать нам потом?..
Часть III
Глава 1
А потом придется сражаться за свою независимость. За суетой вечера я забыл спросить прокурора о наличии у него табельного оружия. При данных обстоятельствах оно могло бы оказаться не лишним. Но сейчас спрашивать как-то неловко...
– Я, бля буду, закрывал замок! – как-то не по-православному возмущается между тем один из иноков. – Вот этим ключом и закрывал!
Я вытягиваю шею и смотрю, как он демонстрирует братьям по вере металлический предмет. Ключ похож размерами на тот, каким Буратино открывал в каморке папы Карло потайную дверь. Каков замок, таков и ключ...
– Значит, так закрывал, лунатик! – Эхо от крика старшего прокатывается по подземному коридору. Уверен, что от него у Пащенко пробежали по спине мурашки. – Иди и еще раз попытайся! Не хватало, чтобы сюда еще бомжи забрались! Вячеслав выйдет, он тебе этот ключ в задницу вставит и три раза провернет. Чтобы память не пропадала! Через час мы должны быть у хозяина. Если не довезем груз, отвечаю, отправимся в настоящие скитания.
– Я отвечаю – закрывал! – продолжает настаивать «ключник». – Я всегда эту дверь закрываю!
– Это что, дефективный?! – Старший указывает на поток холодного воздуха, врывающийся с улицы через дверную щель как раз на уровне моей головы. – Может, это бесы пошутили?!
Из-под шапки на мой лоб осторожно выползла капля пота и, в раздумье, остановилась. Если она решит продолжить свое движение, точкой ее падения будет клобук на голове старшего. Судя по всему, он парень хозяйственный и после такой капели обязательно проверит место на трубе, где появилась течь. Даже не знаю, как будет выглядеть его реакция, когда вместо проржавелого ободка на тонкой трубе он обнаружит мужика в дубленке...
– Иди, закрывай... – повелевает он всепрощающе. Его гнев сменился милостью. – Закрывай и заходи в хату с улицы. А мы поднимемся здесь. Водяра киснет...
Так, я начинаю кое-что понимать!..
Люди в рясах, называющие храм «хатой», готовящиеся внутри этой «хаты» распивать горькую. Я слабо разбираюсь в конфессиональных канонах, однако мне кажется, истинные служители бога вряд ли станут бухать где-нибудь за иконостасом, разложив на надгробии святых мощей закусон. Братва в церковных рясах, охраняющая очередной объект, – вот более точное определение для людей, готовящихся разойтись в разные стороны под моими ногами.
