– Ладно, пойду. Дам команду, чтобы его приводили.
– Подожди, судья, – остановил его Струге. – У этого Кантикова адвокат имеется?
– Конечно. Фамилия такая интересная... Я ни разу не слышал. Знаешь, как авторитетное погоняло. Есть Гога Тбилисский, есть Евгений Кемеровский, а этот... – Левенец напряг память. – Нет, не вспомню.
Через час после того, как за Левенцом закрылась дверь, на столе Струге зазвенел телефон. Поморщившись, Антон снова отложил ручку и дотянулся до трубки.
– Струге, слушаю.
На том конце связи раздавался лишь гул автомобильного двигателя и шипение.
– Я вас слушаю, – повторил Антон Павлович.
– Здравствуйте. Вы, наверное, меня уже подзабыли?
– Наверное, – вынужден был признать Струге. – Причем не то что подзабыл, а забыл намертво. В любом случае уверен, что по телефону мы разговариваем впервые. Я на границе радистом служил, так что слуховая память у меня отменная.
– А я нигде не служил, – вздохнул абонент. – Я все больше сидел.
– Это иногда случается. Вы по делу звоните или так, время убить? Или душу что-то бередит? Знаете, психоаналитик из меня плохой, я больше судья федеральный...
– Да я знаю. Это Шебанин вас беспокоит, Антон Павлович. Яков Шебанин.
– А-а-а... Очень приятно. Как ваш палец?
– Палец зажил. В ноздрю пока не входит, но прогресс уже налицо. Время лечит все раны, Антон Павлович. Я что звоню-то...
– Да. Что вы звоните-то? – Дело, лежащее перед Струге, исследовалось им уже целый день. И весь день его отрывали от работы, в результате Антон был вынужден все начинать сначала, из-за чего с каждым разом его раздражение увеличивалось в геометрической прогрессии.
– Должок за мной. Помните? Так вот, нашел я того типа, который мне черепаху сплавил! Нашел, да только дотянуться до него вам сейчас легче, чем мне. Так что возвращаю долг следующим сообщением – интересующий вас товарищ задержан милицией и в данный момент находится под следствием. Его несколько часов назад увезли из райотдела в ваш суд. Исходя из собственного опыта, я полагаю, что арестовывать. Иначе какого ляда его, находящегося под следствием, к вам везти, правильно? Так что если желание завести такую мерзость, как каймановая черепаха, у вашей сестры еще не пропало, то вам ничего не стоит с этим парнем переговорить. Мы в расчете?
– Да, спасибо, – ответил Струге, уже находясь на ногах. – Редко приходится встречать человека, отвечающего за свои слова. А сейчас простите, я действительно занят.
Бросив трубку, Антон быстро вышел из кабинета и одним движением запер дверь. Владения Левенца – через стенку. Два шага – и он у его дверей.
– Где тот, которого тебе привезли для ареста?
– Его уже увезли в СИЗО. – Павел Максимович растерянно похлопал глазами.
– Быстро арестовываешь, – заметил Антон. – Молодец. Где дело? Хотя что я спрашиваю... Менты увезли. Ну-ка, судья, быстро опиши мне парня, которому только что выписал... Сколько выписал?
– Десять суток, – ответил Левенец. – Щуплый, все лицо конопатое, словно солнышком поцелованный. Рост – около ста семидесяти, волосы средней длины, светлые, кожаная потертая куртка... Ну, кроссовки похабельные какие-то, синего цвета. Такие на «толкучке» триста пятьдесят рублей стоят. А что случилось-то?
– Пока ничего. – Струге от досады слегка пристукнул костяшками пальцев по спинке стула. – Эх, черт, дела нет... Что из изъятых у него вещей числится в милицейском протоколе по доставлению в Центральное РУВД?
Левенец почесал лоб и развел руками.
– Восемьсот долларов, четыреста пятьдесят рублей, носовой платок, упаковка «Дирола» с тремя оставшимися подушечками, батончик «Марс», три пачки «Бонда», спички, зажигалка, кусачки для ногтей, паспорт и билет до Новосибирска.
– А карты Острова сокровищ или логарифмической линейки у него при себе случайно не было? Действительно идиот... Слушай, Паша, откуда у тебя такая память?
– Все, что я раз прочитываю или слышу, навсегда запоминаю. Память такую мне бог подарил.
– Кое-что он от тебя все-таки зажилил. – Струге вынул сигареты, но, вспомнив, что находится в чужом кабинете, спрятал их обратно. – Помнишь тот вечер в кафе, когда мы с Пащенко пытались направить тебя на путь истинный?
Левенец повторил, что память у него отменная.
– Тогда ты должен был помнить, как мы описывали тебе человека, которого «рисовал» покусанный черепахой Шебанин. А пять минут назад этот Шебанин потревожил меня звонком и сообщил, что этот человек отвезен милицией в наш суд для ареста. Не тот ли это тип, которого ты только что подверг аресту по «девяностой» статье УПК? Если это так, то он и есть тот славный малый, имевший на руках каймановую черепашку. Не буду утверждать, но имею все основания для заявления о том, что речь идет о черепахе, которую заявил в качестве пропавших вещей потерпевший по твоему разбою Михаил Решетуха. Что скажешь?
Левенец смотрел на Струге, как на музейный экспонат, с удивлением и некоторой долей любопытства.
– А что я, по-вашему, должен сказать?
Антон Павлович огорченно покачал головой и с укоризной посмотрел на свою будущую смену.
– Паша... Бог он такой... Как тебе сказать?.. Он такой разборчивый, что ли... Он если кому-то что-то дает в избытке, то что-то другое обязательно недодаст. На память он расщедрился, вопросов нет, а вот с сообразительностью... Когда он ее раздавал, ты, наверное, из очереди в туалет выходил. Разбойник забрал в квартире Решетухи каймановую черепаху, так? Каймановую черепаху никто из специалистов в Тернове никогда не видел. Именно поэтому мы утверждаем с вероятностью в девяносто процентов, что таковая в городе одна, а мерзавец, продавший Шебанину на рынке черепаху, и тот, что врезал Мише по голове – одно и то же лицо. В данный момент за тобой в СИЗО находится некто Андрушевич, который идет в полный отказ и заявляет, что Решетуху не знает. Так?
– Верно.
– Значит, в квартире Решетухи и в квартире моего бывшего соседа Юшкина, а также во всех остальных четырнадцати квартирах побывал только что арестованный тобой Кантиков... Как его?
– Анатолий Львович.
– Да, Анатолий Львович, который носит в своих карманах несколько пачек сигарет, спички и зажигалку одновременно.
Левенец покрылся потом.
– Ты полагаешь, что Кантиков и есть тот самый квартирный разбойник?..
Антон дернул головой.
– Полагал бы. Если бы не одно обстоятельство.
Пауза затянулась настолько долго, что Левенцу до смерти надоело слушать, как, заблудившись в лабиринтах люстры, бестолково бьется о стекло и жужжит взволнованная муха.
– Какое обстоятельство?
Антон встал и прошел к выходу. Остановившись, потрогал ручку на двери кабинета. Левенец сменил замок на ультрасовременный, офисный. Эту тягу к совершенству и изыску из Павла Максимовича выбить было невозможно. Ручка была покрыта позолотой и извивалась, как змея, на которую наступил слон.
