– Понятно… – Пацифеев немного помедлил. Уже уверив себя в том, что по-хорошему разговор не получится, он снова стал спокойным. – Старшина, говоришь? Занят он.
Все помещение было оклеено афишами и картинками. Пацифеев, разглядывая обнаженную Курникову на развороте журнального листа, как бы невзначай спросил:
– А где ты топливо хранишь? Надежно? А то вот так беспечно сидишь дома, а жулики все растащат.
– Я им растащу! – подскочил как ужаленный старик. Его уверенность была сдобрена бутылкой вина, поэтому получилось очень убедительно. – Ружье из-под кровати достану – навек таскать разучатся!
«Действительно… – подумал Пацифеев. – Боевой мужик. А ружье, значит, под кроватью…»
– Пристройку к дому видел? – продолжал задетый за живое дед. – Там топливо! Как же они в пристройку попадут, минуя меня? Нет, у старика Нечаева невозможно что-то украсть!
– Невозможно, невозможно… – задумчиво повторил врач. – Сколько, говоришь, у тебя топлива осталось?
Лодочник задумчиво почесал пятерней затылок. Произвел в уме какие-то арифметические действия и, шевеля губами, медленно наполнил из бутылки граненый стакан.
– Литров пять еще есть.
– Пять?! – ужаснулся Пацифеев.
– А чего ты хотел, служивый? Сезон в разгаре, соляра горит, как на костре! Буржуи на катерах реку рассекают, как на Олимпиаде! Завтра обещались из речвокзала горючее доставить. Каждые три дня администратор выписывает. Вот завтра и приходи – погоняешь! – Старик коротко хохотнул и выпил вино. – С мигалкой!
Витольд Романович его уже не слушал. Какой-то злой рок висел над ним, меняя планы и разбивая надежду спастись. Бегство по воде казалось невозможным. Если через двадцать минут его не засекут с «вертушки», то через двадцать пять минут закончится горючее. Тогда все. Район поисков сузится до крошечного квадрата на оперативных картах розыскников. Сейчас же, по крайней мере, они не знают, где он находится.
– Налей-ка и мне, начальник. Рабочий день закончился. Можно? – У Пацифеева слегка дернулось правое веко, и он отвел взгляд в сторону.
– Как скажешь. Тебе видней, – смиренно промолвил лодочник и потянулся к бутылке. – А мы предложим с превеликим удовольствием.
Пацифеев встал, прошелся по комнате и приблизился к окну. Вглядываясь в темноту, он испуганно отшатнулся:
– Дед, а кто это у тебя в пристройке шарит?!
– Что?! Где?! – Старик соколом взвился над табуретом и через мгновение уже прижимал лоб к холодному стеклу. – Где?
Бутылка была импортная, толстостенная, поэтому не разлетелась вдребезги, а лишь глухо ухнула, когда врач с силой обрушил ее сзади на затылок начальника лодочной станции.
В его очередном плане главным условием было сохранение жизни старику. Старик сейчас крайне необходимый лжесвидетель, поэтому врач туго связал его веревкой и для верности замотал в зеленую рыболовную сеть с поплавками из пенопласта. Очевидно, «хранитель реки» имел слабость к браконьерству…
Пульс лежащего был в порядке, дыхание ровным. Пацифеев убедился, что старик без труда дышит через нос, и сунул ему в рот найденную в углу суконную рукавицу.
Еще десять минут ушло на поиски канистры с топливом. В пристройке, используемой как склад ГСМ, находилось около тридцати канистр. Пацифеев бродил в темноте, с грохотом роняя одну за другой, и вполголоса ругался. Зажигать огонь в этом помещении с характерным спертым запахом было чистым безумием, поэтому Пацифеев по очереди отрывал емкости от земли и встряхивал…
До «своего» катера было рукой подать; он перекинул через борт канистру, сунул за пазуху карту местности и быстрым шагом отправился на поиски бомжа в тельняшке, которого видел всего час назад. И на эти поиски не ушло много времени. Бомж лежал на крыльце все того же домика, укрывшись старым бушлатом. Около него стояли две пустые бутылки пива и опорожненная бутылка «Абсолюта». Поскольку бродягу никто не гнал, даже подкармливали и, как нетрудно было убедиться, подпаивали, становилось очевидным, что этот «моряк» – на своем берегу. Это Пацифеев определил сразу.
– Здравствуй, странник. Как дела? – приветствовал он лежащего.
– Живем, хлеб жуем, – уклончиво ответил бродяга.
– Пятьсот рублей хочешь заработать?
Бомж резко скинул с плеч бушлат и сидя стал энергично расчесывать грудь под тельняшкой…
Глава 7
Много времени понадобилось Степному, чтобы принять решение. Копаясь в закоулках своей памяти, он пытался вспомнить фамилию человека, назначившего ему встречу в чертовски дорогом ресторане Слянска. Зинченко. Он, Степной, услышав эту фамилию от своего человека, почувствовал, как что-то зазвенело струной в его памяти. Он знал, что судьба сталкивала его с неким Зинченко, но это было так давно, что, перелистывая год за годом в обратном порядке архив памяти, Степной даже чувствовал, что молодеет.
Его человек сказал:
– Степной, если ты согласишься встретиться с ним по делу, которым ты занимаешься сейчас, то перезвони мне. Если не помнишь его – я о нем расскажу, когда перезвонишь. Только перезвони обязательно, если не хочешь «попутать масти»…
Последнее означало, что человек, ищущий встречи, – «красный». ФСБ, «уголовка», военный – неважно. Он в погонах, а значит – мент. Все, кто в погонах, – служители власти, а по-старому, по-воровскому – менты. Что нужно менту от вора-»законника»? Тем более по этому делу. Кто еще знает о харьковских «камнях»? Макей колонулся на смертном одре? Или с погоста маляву прислал?
Зинченко…
Степной еще не решил, стоит ли соглашаться на встречу, но уже мчался в «Мерседесе», идущем в колонне из трех машин, в Слянск. Вор сознательно не перезванивал «своему», пытаясь заставить свою память работать.
Зинченко… Харьков… Камни…
– Остановись! – почти крикнул он водителю.
От неожиданности тот резко увел машину с трассы, и колеса зашуршали по щебенке.
Харьковский «важняк»!
Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова – Зинченко Николай!
Степной откинулся на кожаную спинку сиденья и рассмеялся. По-стариковски глухо, с прикашливанием. Его смех длился достаточно долго для того, чтобы водитель и телохранитель, сидящий впереди, предположили: у дедушки – старческий маразм. Смех Степного закрепил их уверенность – «хозяин» постепенно слетал с катушек. Эти ненужные пытки заболоцкого лоха Морика, его бессмысленная смерть… После всех уверений в том, что «кровь» и «вор» понятия несовместимые, приказ Степного «задавить» и «укрыть от глаз людских» совершенно не владеющего информацией пацана выглядел как симптом очевидного диагноза – авторитет умирает не только телом, но и умом. Именно поэтому его охрана спокойно сидела в микроавтобусе и джипе, даже не интересуясь причиной столь внезапной остановки в странном месте.