Зелинский выбрался из подъезда почти в восемь часов. А начиналось все просто. Сначала Пащенко сходил к адресу и быстро вышел из подъезда. Нужны были окна, точнее – свет в них. И ожидания судью и зампрокурора не обманули. Свет в квартире Зелинского был. А вот без четверти восемь свет погас. И еще через пять минут из подъезда вышел сержант милиции.
– Что-то рожа у него, как после Масленицы, – заметил Пащенко.
– Тебе зачем его внешний вид? Куда это он? – добавил Антон, сообразив, что милиционер направляется в сторону, противоположную дворам и остановке.
С десяток минут они крались за Зелинским, как воры. Тот уверенно шел в сторону пустыря, то переходя дорогу, то, пропуская мчащиеся машины, снова возвращался на сторону, где со скоростью пять километров в час бесшумно передвигалась «Волга» областной прокуратуры.
– У него что, бортовой компьютер из строя вышел?! – чертыхнулся Пащенко, видя, как Зелинский, оглядываясь, в пятый, наверное, раз пересек дорогу и вернулся обратно. – Что он мечется, как раненый?
Струге усмехнулся.
– Пащенко, так «проверяются» лица, незнакомые с правилами оперативно-розыскной деятельности. Наш друг полагает, что таким образом он держит ситуацию под контролем.
– Нормально он держит! – возмутился Вадим. – Мы за ним уже два километра тащимся!
Он хотел еще что-то добавить, но оборвал себя на полуслове.
– Гаражи, Струге… Мы в гаражи едем… Значит, у нашего мальчика там машина?
Да, у Зелинского там была машина. «ВАЗ-21093», хранящаяся в гараже под номером 1285. Открывая замок, он в последний раз оглянулся и, конечно, никого не заметил. Пащенко и Струге остановили «Волгу» за первым из пяти рядов гаражей и сейчас терпеливо ждали, пока герой из вневедомственной охраны скроется в чреве своей недвижимости.
Антон сейчас не думал о том, что Зелинский знает его в лицо. За стремлением помочь другу он потерял одно из главных качеств судьи – умение оставаться незамеченным на улице. По мнению Антона Павловича, судья должен исчезать из поля зрения способных узнать его людей сразу, едва его мантия скроется в кабинете после оглашения приговора в зале заседаний. Это как работа телевизора: нажал кнопку – он включился. И на экране – Струге. Судья Струге. Процесс закончился – снова нажатие кнопки. Экран чист. А где все это время обитает судья – от нажатия до нажатия, – никто не должен знать.
Вряд ли Зелинский, распахивая ворота гаража, нажимал какие-то кнопки. Скорее он нажал давно, а сейчас был вынужден расплачиваться за это. Как бы то ни было, усевшись за руль и включив для прогрева двигателя зажигание, Зелинский никак не ожидал увидеть рядом знакомое лицо.
Это лицо смутно всплывало в его памяти, но совместить фотографию с каким-то событием в жизни было трудно. Между тем фотография ожила, в окне появилась рука и схватила его за шиворот. Выходил Зелинский уже через окно «девятки». Неведомая сила тащила его в пространство, размером в форточку, и останавливаться не думала.
Грохнувшись на пол, охранник понял, что его волокут к выходу. Все происходило настолько стремительно, да еще в таком неприятном для его воспоминаний месте, что он лишь сжался, как кролик, и молчал. Наконец его доволокли до багажника «девятки» и поставили на ноги.
Зелинский, поводя мутным от ужаса взглядом по лицам двоих крепких мужиков, понял, что его опять будут за что-то бить. За последние два месяца он совершил три нехороших поступка, и за каждый из них вполне можно было расплатиться тяжкими телесными повреждениями. Когда в часы раздумий Зелинский проводил более глубокий анализ, он с горечью соглашался с тем, что летальный исход не исключен ни в одном из случаев расчета по долгам.
И сейчас он, глядя в лица двоих мужчин, раздумывал: по какому поводу они прибыли. Его ограниченный интеллект подсказывал, что за Эфиопа с ним рассчитались сполна. Оставался Рожин и…
– Зелинский, открой рот, – попросил тот, что, не мешая второму держать охранника за глотку, стоял чуть поодаль.
– На какую тему? – не понял Зелинский.
– Просто открой пасть.
Сержант сразу подумал о том, что, если он откроет рот, ему тотчас в него что-нибудь сунут. Эта догадка настолько овладела его сознанием, что он, крутнув глазными яблоками, судорожно сжал челюсти.
– Вот барс, а? – возмутился тот, что стоял в углу, и Зелинский по сленгу понял, что операцией правоохранительных органов в этом гараже даже не пахнет.
Второй, давивший на грудь, не сказал ничего. Он дотянулся одной рукой до головы сержанта и большим пальцем изо всех сил надавил ему за ухо. От резкой боль мышцы мгновенно ослабли, и челюсть, открывая простор для обозрения, резко опустилась вниз.
Приблизился и второй.
Не понимая, что происходит, Зелинский с ужасом чувствовал, как в его рту шевелятся чужие пальцы. Сержант решил обязательно сменить гараж, если… Если останется жив. А пока он не мог даже точно сказать, что этим двоим от него нужно.
Его отпустили – очевидно, преследователи добились того, чего хотели, и Зелинский облегченно вздохнул. Но тут же получил такой удар под ребра, что переломился пополам. Печень завыла диким ревом, предупреждая хозяина о том, что, если он еще раз допустит подобное к ней легкомысленное отношение, она ни за что не отвечает.
– Ты где зубы потерял, барс? – спросил мужик, вытирая о ветошь пальцы.
Вопрос был простой, не требующий раздумий. Но проще молчать под пытками, нежели рассказать, при каких обстоятельствах его лишили сначала одного зуба, а потом – второго. Первый открывал широкий простор для рассуждений о том, что Зелинский делал в ночь утопления Рожина, второй – указывал на то, что Зелинским был недоволен Кусков.
– Выбили… – прохрипел сержант.
– Я что, спросил – как? Я спросил – где!
И завопившая во весь голос печень предупредила охранника во второй раз.
– В ресторане… В ресторане выбили… В «Бригантине»…
Он почувствовал резкий рывок вверх и снова оказался на ногах. Печень уговаривала опуститься на бетон, но разум подсказывал стоять.
– Вы от кого?..
– От директора бюро ритуальных услуг, – пояснил обидчик печени. – Хватит, поехали.
Зелинский снова ощутил резкий рывок и стал скакать, как сбитый с ног форвард. Его волокли на улицу, перед его глазами мелькала земля. Толчок – и он рухнул на заднее сиденье какой-то машины. В ней пахло ванилью и новыми чехлами.
– Гараж закрыл? – услышал он.
– Закрыл, – донесся до него ответ, и тот, кто его бил, сунул ему в карман связку ключей.
– Мы куда… едем? – Голос Зелинского срывался не столько от страха перед собственным положением, сколько от боли в паху. Один из ключей развернулся в кармане и теперь резко упирался в плоть на каждой кочке.
– На кладбище, – пояснил из-за руля мужик.
