– А зачем?
– План горит. Положено двадцать пять в день, на часах половина девятого, а у нас только девятнадцать. Ты нас тоже пойми… Окажись ты в такой ситуации, мы бы не выручили, что ли?
Зелинский понял, что этим убить мало. Им нужно, чтобы было по-настоящему, как у взрослых. С издевкой, унижением и контрольным в затылок. Зверства Кускова стали казаться детской игрой в «фашистов и партизанов». На беду выходило так, что роль «партизана» постоянно доставалась одному человеку. Видя, что шутки заканчиваются – на выезде из города водитель свернул на проселочную дорогу, которая действительно вела к погосту, – Зелинский стал задыхаться. Когда Штуке нужны были ответы, он бил и спрашивал. Эти не спрашивают ничего, за исключением какой-то глупости, а просто везут на кладбище. Значит, им нужны не ответы, а смерть Зелинского.
– Вы скажите, что вам нужно! Я отвечу на вопросы, и делу конец! – взмолился он. Еще была надежда на то, что он является свидетелем куража и выход найти можно. – Зачем мы сюда едем?!
– Делу сейчас действительно будет конец, – подтвердил водитель «Волги». Обернувшись к напарнику, он бросил: – Ты посиди с ним, я спрошу у мужиков, где выкопали.
Второй спокойно качнул головой и вынул из кармана сигареты.
Зелинский вытянул шею и стал наблюдать, как водитель подходит к стайке мужиков в спецовках и вооруженных заступами. Поздоровался, достал сигареты, угостил всю компанию, хлопнул по плечу одного из них… Свои они здесь, гады…
Выйдя из машины, Пащенко стал быстро соображать. Предварительной договоренности не было. У Струге созрел экспромт, который пришелся зампрокурора по душе, и сейчас требовалось лишь отработать номер до конца. Заметив у входа троих уже поддатых могильщиков – а это могли быть только они, других здесь лопатами и робами не обеспечивают, – он направился к ним, на ходу ныряя рукой в карман.
– Здорово, мужики.
– Хай. – Одному из них, оказывается, был свойственен эпатаж. – С чем, командир?
– Ямку бы завтра к одиннадцати.
– Это не проблема, – согласился второй, поблескивая розовыми белками. – Хоть две. Вам на хорошем месте или на обычном?
– Пышных погребений не предвидится. Меха на паре баянов порвем да разъедемся. Что стоит закопать на самом поганом, на отшибе?
– Тещу, что ли, привезешь? – предположил третий. Он стоял буквой «Г», уперевшись подбородком в черенок.
Пащенко хохотнул и по-свойски врезал юмористу по плечу. Тот выронил лопату, но сигарету принял.
– Не, я только тамада на этом празднике. Так где и почем будет закопать?
– Так ехай за нами… – Первый из «хороняк» указал на проезд в глубь кладбища. – Три сотки задатка есть?
В пятидесяти метрах от того места, где трое алкашей уже по пояс вгрызлись в грунт, стояла «Волга». Обстановка и развивающиеся в ней события волновали только Зелинского.
Он уже четырежды за эти двадцать минут пытался повысить к себе интерес, и Струге, знающий уровень интеллекта этого человека, давался диву. В приступе агонии Зелинский был настолько разнообразен, что позавидовал бы любой конферансье. Он формировал свои вопросы таким образом, чтобы они заинтересовали любую категорию граждан. Охранник до сих пор не понимал, от кого прибыли эти люди, но, судя по тому, с какой скоростью углублялись в землю двое старателей, догадывался, что не из службы собственной безопасности ГУВД. Рытье шло на самой окраине кладбища, в какой-то низине, и, судя по расположенным вокруг грубо оструганным крестам и покосившимся фанерным памятникам, хоронили тут одно отребье и таких, как он. От подобной аналогии с Зелинским случилась икота.
Кричать было бесполезно – он это понимал. Кого просить о помощи, заявляя, что ты мент? Этих троих могильщиков, которые готовы выполнить любую просьбу двоих на «Волге»?! Да они еще и заступом по голове добавят. Без просьб. Одна шайка…
Пащенко выходил из машины всего один раз. Подошел к могильщикам и сказал, что проконтролирует работу до конца. Те пожали плечами, не понимая, зачем это нужно. Контролировать нужно на центральной аллее, где каждое место оценивается в полмиллиона. А что тут-то контролировать? Двести на семьдесят и двести в глубину. Как ни контролируй, а больше двух целых восьми десятых куба земли отсюда не вылетит.
– Вы от Кускова? – выдавил Зелинский очередную версию. Стимулировал его вид работников, опустившихся вниз уже по плечи. – Или от Локомотива?
– Барс, час назад тебе задали вопрос, на который сразу и без раздумий ответило бы даже животное, что сидит рядом с тобой. «Где ты потерял зубы?» – так он звучал. А ты решил сменить тему. «От кого», «кто вы»… И какого ты ждешь к себе отношения после этого?
Подвинувшись подальше от овчарки, Зелинский ужаснулся. Его решили убить только за то, что он неправильно поддержал разговор. Таких серьезных людей на его жизненном пути еще не попадалось. Яша с Кусковым – лохи по сравнению с этими двумя отморозками. С другой стороны, с ним наконец-то заговорили, а это могло гарантировать перспективы.
– Да господи!.. Конечно, я скажу, блин, где зубы потерял! Если от этого жизнь моя зависит… Только давайте уедем отсюда, а?
Пащенко опустил стекло.
– Долго еще, пацаны?
– Два штыка! – сообщил сидящий на краю могилы оказавшийся не у дел копатель. – Вот торопится, вот торопится… Нет, точно – тещу.
Последнего в салоне «Волги» уже не слышали – Пащенко своевременно завинтил стекло на место. И повернулся к Струге:
– Минут двадцать.
– Значит, так. Первый зуб я потерял на берегу Терновки. Второй мне в гараже выбил Штука. Теперь что, я могу идти?
Страх милиционера окончательно вытеснил чувство реальности, и он стал дерзить.
– А кто тебе выбил первый зуб, барс?
– Рожин, блин!
– А почему тебе Рожин зуб выбил?
Макушки землекопов скрылись за холмом выброшенной земли. Какая теперь разница, кто эти двое с собакой и от кого?
– Я топил его! Топил!
– А зачем тебе вдруг понадобилось топить Рожина?
– Мне Локомотив за это денег дал! А Кусков зуб выбил за то, что я по ошибке в багажник его «мерина» автомат подкинул!
– А почему ты на дежурство с двумя автоматами выезжаешь? Новая волна?
Конечно, эти, окрестившие его «барсом», прекрасно знают, о чем спрашивают! И все, что им сейчас нужно, это признание в убийствах! В любом случае это не менты, потому зона не светит. Светит эта могила, и пока он молчит, она светит все ярче и ярче.
– Из этого автомата я Эфиопа расстрелял! Яшка велел «ствол» сбросить, а я хотел как лучше! Сунул в какой-то «мерс», а «мерс» Штукиным оказался! Вот и вынес он мне клык золотой! А первый мне выбил Рожин! Мне его убрать тоже Локомотив велел!
– За что? – надавил Пащенко.
