На станции я объявил привал на четверть часа и выжрал еще две термосные крышки кофе у Степана.
Нам предстояло выйти на поверхность, пройти по проспекту, одноименному со станцией, и добраться до вестибюля соседней станции – «Университет».
После привала нам выпал подъем по самой поганой рукотворной «аномалии», какую только можно себе представить. «Проспект Вернадского» – точно такое же чудо «мелкого залегания», как и «Юго-Западная». Плод беспощадной строительной дешевизны времен Никиты Сергеевича Хрущева. Эстетика общественной бани… И тут ровно так же не полагалось штатных эскалаторов. А гранитную лестницу – прикиньте, нет-нет, вы прикиньте – лестницу из долбаного гранита разбили так, что мы перли наверх, как альпинисты на вершину Эльбруса.
Чем ее так? По виду – так будто по ней вели артиллерийский огонь. Загнали пушку на платформу и держали оборону от тех, кто лез на станцию сверху. Но такого быть не может. Сейчас не Великая Отечественная, когда артиллерию ставили повсюду и везде. Регулярная армия с Зоной не воюет. Спецподразделения с Зоной не воюют. Бандосы, сталкеры и группы вроде нашей безоткатки с собой не таскают за ненадобностью.
А значит, били из гранатометов, били много, не боясь осколочных рикошетов, а вернее, боясь их меньше, чем того, кто спускался вниз. И еще лупили из крупнокалиберного пулемета, лупили густо, мы то и дело натыкались на исковерканные «чушки» пуль, легко раскалывавших гранит.
Нина дважды срывалась и разбила себе колено в кровь. Степану помогали подниматься Терех и Толстый. Я выбрался первым и нашел тут же, в вестибюле, обгрызенную руку и нижнюю челюсть, вырванную с жилами из черепа.
Все турникеты, кроме одного, выворочены с корнем, изрешечены пулями, изувечены осколками. Один – просто искривлен, словно титан из древнегреческого мифа пробовал на нем силу своей руки, да и погнул железяку маленько.
Еще там валялось нечто… я эту буетень описать не берусь. Жуть наводит, а не пойми что. Даже не знаю – от живого оно часть или от неживого. Жгут длиной метра в полтора, покрытый чем-то слегка поблескивающим. Толщиной… ну… раза в три больше пятирублевой монеты. Как-то так. С одного конца ровненько так закругляется, а с другого, вроде, оторвано. Осколком? Пулей? И там, где оторвано, малость натекло… нет, не крови. Оранжевой густой полупрозрачной жидкости вроде плавленого янтаря. Жидкий янтарин какой-то. И торчат из этого жгута попеременно то острые шипы, то присоски, то удлиненные лопасти – вроде перьев, но тверденькие… О, все-таки я описа́л это. Понятно вам, парни, что за фиговина? Ну да, и мне непонятно.
Зато Тереху – понятно. Подлетел, глаза по серебряному рублю времен Российской империи.
– Как хорошо, что вы это нашли! А? Чудесно! – и затаскивает пинцетом в коллекторскую сумку, где уже поселилась голова «красавки».
Восторг! Торжество! Наука идет вперед семимильными шагами.
Самое время спросить:
– А что это за… – слова всё нецензурные на языке вертятся, и ни одно из них не подходит к разговору с Терехом, – в общем, что за экспонат?
– Самое страшное из всего виденного мной в ту первую ходку на московскую Зону. Наш проводник назвал это «волновиком». Попытаюсь объяснить, хотя наблюдал явление не более десяти секунд. Потом сознание выключилось.
От слов Тереха веяло ужасом. Он видел, как на группу двигалось нечто подобное волану для бадминтона, вид с внутренней стороны. Только размера оно было такого, что перекрыло бы здесь треть пролета под лестничной аркой. Двигалось очень быстро. Из сердцевины выдвинулись два длинных «уса», эти «усы» рвали людей. Самое поганое, что с его появлением все получили нестерпимую головную боль, и чем ближе подбирался к группе «волан», тем сильнее она становилась. В глазах плыло розовое, тошнота подкатывала, а остановить чудовище ничем не могли. Ни из автоматов, ни из подствольников, ни из дробовиков. Впрочем, при такой боли у стрелков и метиться-то как следует не получалось. После того как Тереха привели в сознание, он узнал: тварь так и не убили. Она безнаказанно раскромсала троих, два тела уволокла с собой, третьим почему-то побрезговала… Детекторы посдыхали. Да вся электроника, какая у кого была, – посдыхала.
И вот теперь для науки ну такое достижение – облучить, препарировать и проскипидарить конец «уса» аналогичной особи! Она, наука эта, аж содрогнется от наслаждения. Ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы на потехи не больно тратилось…
С северной части платформы подземный коридор выводил прямо в большой торговый центр. И выбираться там из метро – хуже не придумаешь. Москва давно освоена бандитами, и нет для них лучше места для засады, чем лестница, ведущая из метро наверх. А тут еще на нее нахлобучен стеклянно-каменный ларец, где полным-полно выгородок, закутков, офисочков… Иными словами, где можно спрятать целую команду стрелков.
Мы поднимались, целясь из автоматов, Степан держал наготове гранату в руке. Но если бы наверху нас ждала пара мародеров и у каждого по одной Ф-1, в просторечии зовомой «лимонкой», всей нашей экспедиции кранты настали бы прямо здесь, не отходя от кассы.
По возвращении из рейда сообщить: дерьмо маршрут, ничего в нем особенно безопасного нет.
Глава 9
«Железное мыло»
У самого выхода из центра нас поджидал джип, который… ну… слово «разрушенный» тут не подходит. Скорее, «порванный» и «разгрызенный». Сиденья пострадали больше всего. Очевидно, их обманчивая мягкость внушила зве́рикам Зоны ассоциации с чем-то теплым и живым. Джип въехал на тротуар, чуть не врезался в стену торгового центра, и его увечья выглядели справедливым наказанием за нарушение правил дорожного движения.
Рядом с ним, едва ли не прямо под колесами, лежала мраморная голова мутанта. Человек как человек, только между усами и бородой изо рта выпирают огромные клыки. Какая аномалия, скажите мне на милость, заставила окаменеть голову и куда делось всё остальное?
Приглядевшись, я понял, что это бюст академика Владимира Ивановича Вернадского, изваянный несколько необычно…
Нам обалденно повезло. Повезло, как редко кому в Зоне везет.
Нет, не с головой Вернадского, а совсем с другим.
Здешнюю территорию взяла под себя группа мародеров, а не бандитов. Отличие между ними довольно значительное. Последние нападают, чтобы перебить группу и забрать всё, что она с собой несла, – артефакты, оружие, снаряжение, провизию… Их много, они вооружены как надо, у них и вожаки – отчаянные люди, настроенные на драку. Мародеры обдирают мертвецов и обижают «маленьких». Их «клиенты» – одиночки, раненые, пострадавшие от аномалий сталкеры. Если им попадается подвижная вооруженная группа наподобие нашей, они крепко подумают, сцепляться ли с ней. Скорее, примутся расстреливать ее издалека, рассчитывая: авось попадут разок-другой, а проводник авось бросит своих мертвецов, притом бросит второпях, и, стало быть, оставит при них много ценного.
Мародеры любят снайперов, холят их и лелеют. Но хорошие снайперы к ним не идут – риск жизни в Зоне никак не сообразуется с довольно сомнительными прибылями от мародерского ремесла. Поэтому мародеры пользуются услугами плохих, очень плохих снайперов и еще тех снайперов, которые совсем никуда.
