Бью из автомата.
Тут невозможно промахнуться. Где же… Вот он!
Еще очередь в его сторону. Зеркало взрывается осколками. Попал? Я должен был попасть, как тут не попасть…
Куда ж он делся…
Я верчу головой налево и направо. Да где он, собака эта?! Где, мать твою…
О-ох…
Чувствую, как к горлу моему прикасается холодная зазубренная сталь.
– Почему ты с ними? Почему силу не взял? Глу-упый какой…
Призрак ухитрился вытащить у меня нож «Катран» и теперь приставил его чуть выше кадыка. В глазах у меня потемнело. Морозец прошел по позвоночнику. Это смерть. Смерть с детским капризным голоском:
– Глу-упый…
А прямо передо мной растекается лужа крови. Я затаил дыхание и от помрачения ума даже не способен понять, кто из моих людей убит, из чьего тела кровь хлещет, как из ведра.
Господи…
Вдруг откуда-то сверху… точно, со второго этажа, доносится голос Клеща:
– Сынок, тихонечко. Тебя же зовут Сынок? Я успею нажать, что бы ни делал.
Ласково так говорит. Успокоительным тоном. К кому он обращается: ко мне или к пятнистому?
Я чувствую пальцы призрака. Теплые. Кожа – шершавая, словно нулевая наждачка…
– Ты у нас герой, сынок, ты храбрый и сильный. Ты ведь не хочешь, чтобы я нажал на спуск? Тогда весь твой ум исчезнет.
Это он не мне.
Палец у меня лежит на спусковом крючке, вот только ствол повернут вперед, а не назад. Могу хоть весь рожок выпустить безо всякого вреда для сверхсталкера, чье дыхание я сейчас ощущаю затылком.
Сзади слышится шип, словно недовольный кот…
Хык!
Нож звенит наверху, ударился о какую-то железяку. Лезвие убралось от моего горла, но слева на шею легла рука сверхсталкера. Два пальца легли над кадыком и слегка сдавили. Мне стало трудно дышать.
Это мой нож полетел в Клеща?
Я начал немного соображать. Мой второй нож… из дамасской стали… он меня раньше очень выручал… достать, ударить?
Кто-то застонал у меня за спиной. Михайлов. Это точно Михайлов… ранен?
Изо рта у призрака воняло тухлятиной.
Нет, достать нож и ударить я не успею. Был бы он человеком, я бы, пожалуй, рискнул. Долбануть автоматом назад, за спину?
– Сынок, ты ничего не изменил своим броском. Теперь тебе говорю, Тим: не шевелись, не дергайся.
Клещ стоял на втором этаже, загородившись поводырем. Поводырь, прижатый животом к перильцам, которые шли по периметру «книжной галереи», не смел и пикнуть. Вниз свешивался ремень его автомата. Из плеча у него обильно текла кровь. Мочка правого уха была оторвана пулей, и оттуда тоже сочилась кровь, правда, как-то лениво… Скорее всего, Клещ приставил к его затылку дуло.
Даже оттуда, сверху, почти не выглядывая из-за фигуры поводыря, он угадывал мои намерения.
– А теперь тебе, сволочь, говорю, – обратился Клещ к поводырю, – если твой парень прибьет моего, у меня больше шанс попасть по нему, чем у всех, с кем он до сих пор сталкивался.
Тот харкнул, а говорить ничего не стал.
– Ты не уйдешь отсюда, – добавил Клещ. – Либо я тебя убью, либо я тебя уведу. Второе, согласись, лучше. Клянусь, будешь жить.
– Взамен? – хрипло спросил поводырь.
– Отдай его.
– Невозможно. Хочешь, отпустим твоего щенка и тебя самого?
Клещ издал сиплый клекот. Вот мля, это ведь его настоящий смех. Два года не слышал. Когда он Яковлеву в лицо смеялся, это было ненастоящее, деланое. А сейчас его рассмешили капитально, всерьез.
– Ты же знаешь, кто я, прыщ. Ты знаешь, что мне жизнь похер.
– Не знаю я, кто ты.
– Значит, ты еще слабее, чем я думал. Не помнишь ни рожна. Дубина, как же ты в поводыри-то к нему пошел? Ты, стружка обоссанная?
Тот ничего не ответил на оскорбления Клеща. Тогда я подал голос:
– Цугцванг, душегуб. Хочешь, дай ему команду, пусть убьет меня. Мне тоже похер.
Это, ребята, враньё. Мне очень даже не всё равно, выберусь я отсюда или нет. Все клеточки мои вопят: «Жить!» Но это же мразь, падаль ходячая, при ней только дай слабину, и она на тебе ездить захочет. Никогда я им своей слабины не покажу. Лучше сдохнуть.
– Тогда о чем торг? – спросил поводырь и сделал какое-то резкое движение.
В ту же секунду пальцы призрака нажали сильнее, и у меня перед глазами поплыло.
Кто-то вскрикнул, послышалась ругань…
– Всё! Всё! Больно. Не надо! Всё, больше не стану дергаться, – жалобным голосом сообщил поводырь.
Пальцы у меня на горле дали глотнуть чуть больше воздуха.
– Уби-ить гада? Нельзя, хозя-айка придет. Но потом, потом-потом придет. Уби-ить? Плохо. Не на-адо. Или на-адо?
Это еще что за пакость? Никак, отрок, держащий меня за глотку, осведомляется, будет ли полезным делом свернуть мне шею?
Пот льет с меня градом. Изо всех щелей. Если поводырь даст команду. Я хотя бы врежу напоследок его гаденышу…
– Сынок, тюш!
И я по тону понимаю: прямо сейчас мне не станут ломать позвонки.
– Тогда такой торг, – произносит Клещ как-то скованно, чувствую, что-то с ним не то, – тебе жизнь и нам жизнь. Он уходит. Мы уводим тебя.
– Не знаю, получится ли. Как он без меня?
– Не ври, не ври, – закипает Клещ, – на нем разгрузка с четырьмя контейнерами для артефактов. С ними он может передвигаться. Без тебя он одуреет, но не уснет.
– У-н-н-н-н… – глухо застонал поводырь. Видно, Клещ нажал ему на то место, где в нем проделали нештатную дырку.
Призрак опять зашипел у меня за спиной.
– Хорош-шо, – поводырь и сам шипит, только не от гнева, а от боли. – Я попробую отправить его к Филу, в Зону.
– Смотри, не ошибись. Я тебя читаю, как раскрытую книгу. И щадить не стану, ты для меня – дерьмо.
Поводырь тяжело вздохнул. Так тяжело, что даже мне, внизу, стало слышно.
– Неужели – всё? Четыре года я…
– Базлы – на потом. Работай! – заткнул его Клещ.
Тот потряс головой, пытаясь сконцентрироваться. Его здорово потрепали сегодня. Закрыл глаза, думает. Команду составляет.
– Сынок… отяй! Фил ту цал! Фил ту цал! Фил – твоё высшее. Фил – твоё высшее. Фил ту цал! Бурч!
Пальцы у меня на горле малость ослабили хватку, но не убрались. При желании я мог бы…
– Э-э-э-н-нь… – визгливо запричитал сверхсталкер, – э-э-э-н-нь… Ум где? Ум где мой? Э-э-энь… не бу-удет ум-а-а-а-а… Э-э-э-н-нь…
