К чему он ведет? Преследовать сверхсталкера? Но куда он ушел и где его искать? Хотя, если подумать, один человек точно знает, где сейчас Фил. Только вот скажет ли?
Клещ глядел на меня со значением. Он во всем привык идти до конца. То, что я сейчас буду рядом с ним, возможно, даже помогу ему, скверно. Сквернее некуда. Но иначе погибнет еще неведомо сколько людей, и мне их жалко.
– Ладно, – ответил я ему. – Ладно.
Позвал Толстого с Бекасовым, велел старлею как следует встряхнуть пленного. Поводырь очнулся, и когда он открыл глаза, я узнал его. Ай, сукин же ты кот, ведь я тебя когда-то уважал. Нашел, в какой навоз вляпаться! Жалко.
– Ребята, лейтенант… доктор… Вытаскивайте мертвеца. Эвакуируйте раненого. И больше сюда не входите, чего бы ни услышали.
Михайлов попытался было сопротивляться:
– Что вы собираетесь делать, Тимофей Дмитриевич? Я обязан знать.
Вот уж вряд ли вы обязаны знать, дорогой мой, милый мой профессор. Вот уж без чего вам жить будет намного спокойнее! Простите меня, но… нет.
– Вы ведь постарались сделать меня старшим в группе? Вы сами, формально, – консультант, Клещ – эксперт, а офицеры сопровождения мне подчиняются. А я, как старший в группе, намерен вас эвакуировать и продолжить операцию.
– Но как?
Я подал знак Бекасову, и тот энергично эвакуировал профессора. С помощью двух бойцов.
– Что вы себе позволяете?! – еще успел он возмутиться в дверях, но затем убыл с поля боя.
Мы остались втроем.
– Ну здравствуй, Лис! – приветствовал я поводыря. – Ты здорово постарел. Я не сразу узнал тебя.
Клещ вынул сигарету, не спеша раскурил ее и передал мне – для Лиса. Тот принял обеими руками, закованными в наручники, неловко сунул в рот и затянулся.
– Ты будешь жить, – сказал Клещ. – Но мы не военные и не полиция, а ты не военнопленный. Нам нужно знать, где Фил. Куда ты отправил сынка?
Лис затянулся еще раз, не торопясь так, и ответил:
– Я вам не скажу. Он мне как родной.
Если кто не понял, ребята, он тут вроде как партизан на допросе в гестапо, а мы тут с понтом кровавые палачи! И это не его сынок поубивал кучу народа.
– Ты же знаешь, чем кончится, – спокойно сказал ему Клещ.
– Знаю. Но пусть у него будет побольше времени, – столь же спокойно ответил Лис.
Сталкеры старой школы. Круть, живое железо…
Разбавим этот пафос:
– Ты был хорошим сталкером и нормальным мужиком, Лис. Какого ж хрена ты сделался пионервожатым при фантастическом душегубе?
– Вы. Обращайтесь ко мне на «вы». Я помню вас, Тим. Вы мой ученик. И я вас не убил тогда, на «Юго-Западной», только по этой причине.
Кто тебя знает, ветеран киллерских операций, правду ты говоришь или на жалость давишь.
– Бесполезно, Лис.
– Можете не верить, но я тоже человек, и мне хотелось…
Тут Клещ опять заклекотал. Обидный у него смех. Лис осёкся.
– Не суетись перед салагой. Ответь на вопрос, и делом займемся.
– Меня выгнали из клана «Свобода», потому что выносил из Зоны вдвое больше, чем любой из тамошних щенков. Меня выгнали из клана «Орден», потому что я не желал делать из обычных бестолковых ребят живые отмычки. А мне хотелось кем-то быть в Зоне. Кем-то значительным. Я кое-чего стоил, а мне не давали подняться. Вот я пошел к Варвару… на эту странную службу.
Клещ поморщился.
– Я ведь тебя тоже помню, Лис. Ты еще ко мне приходил, а уж потом к Варвару. И я тобой побрезговал. Ты был крепкий середняк, Лис, вот твоя цена. Не форси. Зона дала тебе, дураку, неплохие возможности и большую свободу. А ты не знал, куда ее деть, кому продать взамен на то, чтобы тебя чтили как великого сталкера. Я тебе правду скажу: ты слишком слабый человек, чтобы водить такое существо. Тюрьма тебе, говнюку, даст больше свободы, чем ты сам себе с ним оставил.
Лис опустил голову. Делайте, мол, свое дело. К чему тут еще беседы о нравственности разводить.
И Клещ занялся делом.
А я ему помогал.
Я вам честно скажу, ребята, я помогал ему. Я не горжусь той пакостью, которой мы там занимались. Мне помнить это больно. У меня только одно оправдание: если бы мы этим не занялись, много народу ушло бы в землю почем зря. Простите меня, парни, я честно с вами. Прости меня, Господи.
Минут двадцать всё длилось.
Лис остался жив, как обещали. Он много кричал, прежде чем начал рассказывать, в каком месте Зоны база у Фила. Поэтому, когда я вышел наружу, Толстый, врач и Бекасов смотрели на меня всяк по-разному, но все – нехорошо. Врач – с ужасом. Бекасов – с презрением. Толстый… Толстый уже начал чувствовать, что такое Зона и какая пакость происходит от нее людям. Поэтому в глазах у него я увидел вопрос: «Помочь не надо?» Хуже всего он смотрел изо всех троих. Не надо, Костя, не надо! Дочка у тебя? Вот и славно. Лучше бы у нее оставался отец, который не знает, как проделываются подобные вещи с другими людьми…
Камуфляж у меня заляпан был кровью. И я инстинктивно отряхивался, когда звонил Яковлеву и выпрашивал санкцию на пролет в Зону над Периметром плюс два вертолета. Но выходило только хуже. Кровь пропитывала материю, пятна становились большими.
Академик долго слушал меня, прикидывал так и этак, печалился о Михайлове, а потом спросил меня напрямик:
– Ты уверен, что это оптимально?
– Да, Виктор Николаевич.
– Хорошо. Ждите два «камовых» через полчаса.
Четверть часа спустя Яковлев сам позвонил и сообщил:
– С Периметра пришел доклад: неизвестный мутант прошел с большой земли в Зону, уничтожив восемь человек. Из них половину перестрелял из трофейного оружия, захваченного там же, на месте, а остальных – голыми руками. Всё, что могу сказать вам, Тимофей Дмитриевич: остановите его любой ценой.
Глава 17
Приманка
Легкие спасательные «камовы» доставили снаряжение для ходки в Зону на девять человек. Клещ, Толстый, Бекасов, врач, я и еще четверо спецназовских стрелков. Больше не надо. Бесполезно. Лишние потери. Эти-то нужны, если формулировать честно, только для одного: ценой своих жизней задержать движение сверхсталкера, дать нам лишнюю пару секунд для выстрела.
Я не пожалел пятнадцати минут на инструктаж: никто из спецназовцев до сих пор ни разу не ходил в Зону. Тех солдат, что пошли с нами, я выбрал из добровольцев. У Бекасова не спрашивал: он офицер, у него приказ, он обязан.
Закончил традиционным лечь-встать. Предварительно отпустил «господина эксперта» в сортир. Остальных это касалось без вопросов, считая и Бекасова, и Толстого. У старшего лейтенанта сделалось бешеное лицо. Ничего, целе́й будет. Мне наплевать на его чувства, пускай ненавидит меня, пускай хоть драться полезет, хоть расплачется, если склонен к истерикам. Зато в Зоне выполнит приказ на долю секунды раньше и сохранит жизнь.
