– Что ж ты творишь, дурелом пограничный! – рявкнул парень, обнаружив меня. – А если б поезд тряхнуло?
– Вы очень ровно едете, – попытался польстить я.
– Телега едет, а поезд катится! – не поддался железнодорожник на лесть и сунул мне лопату. – Нагружай!
Когда я закатил тачку с углем в жаркое чрево локомотива, Рой Пагасо с иронией посмотрел на меня. Он был голым до пояса – видно, машинист не гнушался сам покидать уголек в топку, и пил воду из жестяного чайника. Картина подкупала своей технопасторальностью. В железном паровозном нутре было светло – горело несколько газовых рожков, – и неожиданно уютно. На клепаных металлических стенах висели яркие цветные литографии с обольстительными девицами, одетыми «по погоде» – то есть в тот минимум, который дозволяли нравы Клондала.
– Что, заскучал? Сейчас приедем к Разлому, уж недолго осталось.
– Погреться решил, – сказал я осторожно. – В вагоне-то не топят.
– Сами бы и топили, уголь есть, – буркнул Пагасо. – Давай, шуруй!
Он дернул рычаг, открывая жерло топки. Я подцепил лопату угля, швырнул.
Вышло на удивление хорошо – практически весь уголь попал внутрь.
– Ха, – сказал Пагасо. – А ну-ка!
Вторая и третья лопата угля ушли еще лучше. Только брови начали скручиваться от жара, но я промолчал.
– Может, ты и колосники почистить можешь? – спросил Рой.
– Может, и могу, – сказал я осторожно. – Не пробовал.
– Ха, – Пагасо указал на свисающую с потолка цепь. – Погуди. Заслужил.
Чувствуя себя ребенком в стране чудес, я дернул за цепь. Слабовато. Потянул со всей силы. Паровоз издал могучий длинный гудок, даже железный пол под ногами завибрировал.
– Ну хватит, хватит, – добродушно сказал Рой. – Весь пар выгонишь, штафирка… только дай поиграться… К своим пойдешь?
Он что, серьезно? Я посмотрел вперед, на бронеплатформу. Ее покачивало из стороны в сторону. Наемников видно не было, видимо, укрылись под стенками от ветра.
– Если пустишь.
– Проводи его, Бор, – велел Пагасо. – Он ничего так… для штатского.
– Я не штатский, – заметил я. – Я пограничник. Поручик Корпуса пограничной стражи.
– Какой ты теперь пограничник? – веско спросил машинист. – Что я, не знаю, кто ты и куда едешь? Ладно, не мое дело. За товарищей болеешь – это мне нравится. Иди.
Бор открыл дверь паровоза, показал мне на длинную металлическую решетку вдоль пузатого котла.
– Держись за поручни! – крикнул он. – Двадцать пять миль катим, не шутка! Тряхнет – костей не соберешь!
Мне сразу вспомнился старый фильм «Назад в будущее», где герои точно так же шастали вдоль паровоза – только впереди него была не бронеплатформа, а поставленная на рельсы «машина времени».
– Если что, считайте почетным железнодорожником, – сказал я и шагнул на решетку.
В мое плечо крепко впилась рука Пагасо и затащила обратно.
– Совсем одурел? – неожиданно мягко сказал он. – Молодец, смелый… но дурной. Не надо так делать. Нам ехать-то четверть часа осталось, потерпишь. Никуда твоя краля не денется.
– Она не моя, – буркнул я.
– А то я не вижу, как она на тебя смотрит, – усмехнулся машинист. – Дело ваше, молодое. Подожди, не рискуй головой понапрасну.
Запал у меня и без того прошел, а уж дружелюбный тон окончательно отбил желание исполнять акробатические трюки. Я кивнул, встал у окошка, глядя на светлую равнину, покрытую пожухлой травой. Солнце вот-вот должно было подняться из-за горизонта, редкие облачка уже розовели. От окна дуло, стекло здесь не могли закрепить на герметических резиновых прокладках, поэтому его зафиксировали винтами, а щели небрежно заделали парафином, большей частью уже раскрошившимся. Хотя откуда здесь парафин? Его получают из нефти, это предельный углеводород, даже если его сюда завести – расползется как и бензин, и полиэтилен. Скорее всего, замазка была из стеарина. Стеарин имеет другую природу, получают его из жиров, «высокомолекулярная чума» его не затронула.
Повезло жителям Центрума, что катастрофа была такой избирательной. Уничтожай неведомая сила чуть больший спектр веществ – и цивилизация скатилась бы в полную дикость. А может, и цивилизации бы не было, затронь разложение, к примеру, жиры…
Я вновь подумал о том, какой природы была эта катастрофа. Точнее – какой природы она есть, ведь разложение высокомолекулярных соединений продолжается. Это какие-то бактерии? Или, употребим любимое слово наших политиков, нанотехнологии? Носятся в воздухе крошечные роботы, накидываются на пластмассу…
А почему не переносятся на другую планету? Почему все живые существа, включая бактерии-вирусы в наших организмах, переносятся из мира в мир? А они переносятся, иначе бы мы обрели великолепный способ вылечить любой грипп… Микробы могут на нас путешествовать, вещи мы туда-сюда таскаем, а вот бактерии-нанороботы Центрума отсюда ни ногой? Такие же неспособные к переходу, как местные? Нет, неверно. Местного жителя можно отвести в другой мир, хотя многие проводники и говорят, что чувствуют при этом какое-то напряжение. Центрумец лишь не способен сам создавать порталы.
Значит, есть какой-то ограничивающий фактор? Автоответчик «свой-чужой», привязанный к миру Центрум?
Или все это глупости, и нет никаких бактерий и нанороботов. А есть какой-нибудь генератор, испускающий «лучи смерти» – убивающие пластмассу. И стоит его найти и выключить – Центрум вернет себе былую славу технически продвинутого мира. Хорошо ли это будет? Принесет ли пользу и Центруму, и остальным мирам – включая наш?
Слишком много догадок. Слишком много непонятного. Слава Богу, что мне не надо решать ни эти загадки, ни судьбу Центрума. Мне бы друзей выручить…
– Ты, небось, в детстве мечтал стать машинистом? – спросил Пагасо.
– Нет, – ответил я. – Я киллером мечтал стать.
– Кем? – не понял Пагасо, и я сообразил, что употребил английское слово.
– Убийцей. Наемным.
Особого шока это не вызвало, но машинист явно удивился и заинтересовался.
– А чего так?
– Время такое было, – сказал я. – У нас в школе многие мальчики мечтали стать убийцами. Это же романтика, и платят много.
– А девочки? – заинтересовался Бор.
– Девочки путанами хотели быть. Это такие продажные женщины, которые за деньги отдаются иностранцам.
Бор захихикал. Нет, нравы в Центруме свободные, и проституция существует. Но то ли он был очень молод, то ли идеализировал иные миры.
– Почему иностранцам-то? – спросил Пагасо. Он явно был заинтригован. – Это… как-то связано с большим удовольствием?
– Нет, с большими деньгами. Я жил в очень бедной стране. И деньги у нее были… бедные. Поэтому и мечты были… такие.
