Что-то изменилось, необратимо и глобально. Но я не мог взять в толк, что именно. Мои аналитические способности, не раз выручавшие меня в трудную минуту, крепко спали. А может, все очень просто? Может, изменился я сам? Она не хочет быть женой Охотника, и я понимаю ее. Я сейчас тоже не хотел ничего. Только быть рядом с ней, пускай и последнее, что я увижу, будет нестерпимо яркая вспышка…
Вся эта тяжелая атмосфера казалась мне насквозь фальшивой и неестественной.
Я первый нарушил тишину, прерываемую только постукиванием колес.
– Далеко нам ехать-то? – спросил я.
– Не особо, – медленно ответил углубленный в чтение Крис.
– Я бы так ехала и ехала, – вдруг сказала Ирина. – Просто так, без всякой цели… Бесконечно…
– В какой-то момент это, наверное, надоест, – осторожно предположил я.
– Все рано или поздно надоедает, – флегматично ответила она. – Мы не в состоянии вместить в себя вечность. Ее можно только попытаться прожить. Какие же глупцы те люди, которые мечтают о бессмертии.
– Те, кто мечтает, действительно, глупцы, – согласился Крис, не отрывая взгляда от книги.
– Наверное, стоит вздремнуть, – ответил я нейтральным тоном.
– Я бы на вашем месте не расслаблялся особо, – сказал Крис, продолжая чтение. – Приехать мы можем в любой момент. Я сам даже не знаю когда… На том свете отоспимся.
– Мило, – скептически ответил я. – Что-то обстановка всеобщего воодушевления меня сильно будоражит.
Крис впервые оторвал взгляд от книги и поглядел на меня поверх очков. Он явно хотел что-то ответить мне, но промолчал.
– Неуемный ты человек, Дэн, – словно бы за Криса, ответила Ирина.
– Есть за мной такой грех. – Во мне стало возрастать раздражение. – Еще я очень доверчивый…
– Я вот, к примеру, – продолжила она ровным голосом, – смирилась с мыслью о том, что я – это ключ. Я просто должна выполнить свое предназначение, и это меня успокаивает. А у тебя есть предназначение?
Нет, это определенно не Ирина. Я не узнавал ее с каждой фразой все сильнее.
– У меня его навалом, – язвительно отозвался я. – Вот, к примеру, сейчас я чувствую, что мое предназначение – это смочить горло. Крис, может, организуешь?
Крис с недовольной гримасой отложил книгу и, взяв позолоченную трубку внутреннего телефона, инкрустированную мелкими стразами, коротко произнес:
– Графин коньяка и три рюмки, будьте добры.
Через некоторое время в дверь деликатно постучали.
– Войдите, – сказал Крис.
В купе вошел давешний проводник в синей форме и белых перчатках. Он поставил на столик серебряный поднос. Графин с янтарной жидкостью был окружен изящными бокалами, а на фарфоровом блюдце аккуратно были разложены лимонные дольки, несколько зерен кофе, маленькие квадратики черного шоколада и кучка корицы.
– Благодарю вас, – сказал Крис, и проводник так же молча удалился.
– Никогда я тебя, Дэн, не могла понять до конца, – грустно вздохнула Ирина.
– Да там и понимать нечего, – ответил я, потянувшись к графину. – Кому еще налить?
Крис молча, не отрываясь от книги, поднял руку.
– А я, наверное, не буду, – сказала Ирина задумчиво. – Хотя почему нет? Налей и мне, что ли.
Я разлил, и мы все ударили с легким звоном бокалами.
– За успех нашего безнадежного предприятия! – Мой тост прозвучал в этой гнетущей обстановке как-то особенно нелепо.
– Крис, а скажи мне, – я не мог молчать, как они, – а что это за солдаты из двадцатого века, которые встретили меня в «санитарной зоне» сразу после пирамиды на Горе?
– Это искусственная квантовая реальность, некий лимбус, – ответил Крис, не глядя на меня. – Первый уровень охранной зоны: все солдаты, или воины, которые гибли в боях, во времени и пространстве, попадают периодически сюда в виде энергетических структур.
– Но мне показалось, что они из плоти и крови, – удивился я.
– Так и есть, в некотором смысле этого слова: это долго объяснять, Странный. – Крис наморщился. – Вообще мало кто может пройти это препятствие, как ты сам, наверное, понял. Ты просто удивительно везучий сукин сын. Поэтому я и попросил твоей помощи.
Я не стал комментировать, как он начал просить эту помощь, и то, что дело не в моей везучести, а в том, что мне помогли монахи. Ведь они тоже являются хранителями этой части Горы. Но про них Крис почему-то не упомянул – может, не знал?
– Только лучшие воины охраняют Священную Гору, так говорилось в марсианской легенде, – вспомнил я.
– Так оно и есть, – кивнул наш Ангел.
– Хорошо, что я всего этого почти не увидела, – прошептала Ирина.
– Как это? – удивился я. – Где же вы шли?
– Я просто берег ее нервную систему, Странный, она нужна крепкой, – отозвался Крис. – Поэтому в особо опасных местах я вводил Ирину в состояние транса.
– А… – протянул я, наливая себе новую порцию.
Неожиданно поезд въехал в темный тоннель, и за окном стало черным-черно. Грохот колес усилился отраженным в тоннеле эхом.
Крис поправил очки и взглянул в окно.
– О, Врата Ганзир проезжаем, скоро наша, – сказал Крис с таким равнодушным спокойствием, словно размышлял – сдавать уже белье проводнику или еще нет.
– А можно вопрос? – попросил я с бокалом в руке.
– Давай, – вздохнул Крис.
– Вы не подумайте, пожалуйста, что я трушу… – начал было я.
– Все знают, что ты без башни, Странный, – отмахнулся Крис.
– А вот это ошибочное впечатление, – нахмурился я. – Очень даже с башней, и боюсь я всего часто. Вот и сейчас… – я замялся, – не то чтобы боюсь, так, чуть-чуть… А нельзя ли пеленг на бомбежку послать прямо возле самого входа, а потом сразу убежать?
– Нет, Странный, нельзя. – Крис усмехнулся. – На входе в командный центр находится настоящий портал нуль-транспортировки, устройство Древнейших, чтобы люди и материальные объекты могли перемещаться на большие расстояния. Так что давать пеленг перед этим порталом не имеет смысла. Понимаешь?
– Я так и думал, – в свою очередь вздохнул я, – где-то должна быть нестыковка…
– А потом, – продолжил Паттерсон, – портал активируется, только когда считает биоэнергетический рисунок Ирины.
– Хитро, – пробормотал я. – Ворота – отдельно, дом – отдельно.
– Тебя никто не заставляет, Странный, я просил тебя только проводить нас, – невозмутимо сказал разведчик-камикадзе.
– Эх, – вздохнул я, залпом опрокинув в глотку ароматную жгучую жидкость, – как сказал старинный летчик-философ Антуан де Сент-Экзюпери, «в действительности все совершенно иначе, чем на самом деле»…
