Нэнси обхватила запястья Генри и попыталась освободиться. От
боли на глаза у нее боли навернулись слезы, но она продолжала храбро улыбаться.
— Дорогой, тебе правда так нужно мое плечо? Он
непонимающе взглянул на нее, машинально убрал руку и, когда она чуть погодя
взяла его под локоть, опять не заметил этого. Все его внимание поглощала Сибил.
— Вы видите, как танцует Шут? — настойчиво
переспросил он.
Аарона начала бить нервная дрожь. Он прижал пальцы ко рту,
словно пытаясь совладать с руками и голосом. Сибил смотрела на стол, не
замечая, что происходит с их хозяином.
— Похоже, что так, — сказала она. — Или я
что-то путаю?
Генри предпринял отчаянное усилие. Он повернулся к Нэнси.
— А ты ее видишь?
— По-моему, она в центре, — ответила
девушка. — И она не двигается… ну, то есть не совсем…
— Пожалуйста, выражайся яснее, — почти грубо
потребовал Генри.
— Да она вообще не двигается, — вмешался м-р
Кенинсби. — Она сработана основательно, скажу я вам; тигр совсем как
живой. Впрочем, и Шут тоже, любезно добавил он.
— По-моему, она не то, чтобы двигается, —
попыталась объяснить Нэнси. — Просто у меня такое ощущение, словно я жду,
что она сейчас начнет двигаться. Но она все-таки стоит на месте.
— Откуда же тогда твое ощущение? — допытывался
Генри.
— Не знаю, — сдалась Нэнси. — Может быть, это
потому, что тетя Сибил сказала. Вот мне и показалось, что так и должно быть.
— Так, — подвела итог Сибил, — приехали. Раз
вы все говорите, что она не двигается, значит, так оно и есть. Наверное, с
моими глазами приключился танец святого Витта или что-то в этом роде. Но мне
действительно кажется, что Шут перемещается по всему полю.
В комнате повисла глубокая тишина. Спустя минуту ее нарушил
голос Нэнси.
— А что вы имели в виду, когда говорили о
гаданиях? — она обращалась к Аарону, но ответа ждала от Генри.
Оба, и дед, и внук, словно только теперь вспомнили о ее
существовании. Но старик уже не мог говорить, он только смотрел на внука.
Какой-то миг Генри, казалось, не знал, что ответить. Но настойчивый и преданный
взгляд Нэнси взывал к нему, и промолчать было невозможно.
— Что же, я постараюсь объяснить, — сказал
он. — Именно здесь можно по-настоящему предсказывать судьбу. Позволит ли
нам твой отец воспользоваться его колодой?
Прежние подозрения м-ра Кенинсби разом всколыхнулись, но
отказать он не рискнул.
— Ну, раз вам так хочется, — сказал он. —
По-моему, толку не будет, но поступайте, как знаете. Нэнси, сходи, принеси, они
у меня в портфеле.
— Сейчас, папа, — кивнула Нэнси. Генри сделал
движение, словно собираясь последовать за ней, но она остановила его. — Не
надо, милый. Я мигом, а ты лучше побудь здесь.
Тень расставания мелькнула между ними, и Нэнси вдруг
забеспокоилась, как бы даже короткая физическая разлука не повлекла за собой
разлуки душевной. Генри, опасаясь оставить Аарона наедине с м-ром Кенинсби,
согласился.
— Не задерживайся, — тихо сказал он, а она в ответ
прошептала: «Да как же я смогу?» и умчалась.
Торопясь в комнату отца, она размышляла над тем, почему
Сибил не увидела Шута и почему ей самой фигурка показалась странно вибрирующей.
Так вот что Генри имел в виду! Значит, он рассказал ей еще не все и, наверное,
скоро объяснит и остальное. Но при чем здесь Шут и почему для него так важно,
движется он или нет? Интересно… Не так уж часто четверо видят какую-то вещь
неподвижной, а пятому кажется, что она танцует. Вот если бы кто-нибудь
посмотрел сейчас на Нэнси, подпрыгивающую от нетерпения, смог бы он сказать,
что она стоит на месте? Иногда, правда, возникают странные ощущения, как вчера,
например, в автомобиле. Но это же только видимость, а не сам вид, так сказать.
Никто еще не встречал неподвижный автомобиль, мчащийся по дороге.
Она отыскала карты Таро и поспешила обратно, думая теперь о
том, как послушно она делает все, что нужно Генри. Ей вдруг захотелось так же
послушно делать что-нибудь и для отца. Но это отец… Он ведь сам виноват, разве
не так? Ах, если бы она могла не только делать что-то, но и чувствовать себя
при этом счастливой! Не может? Может? Запыхавшись скорее изнутри, чем снаружи,
она снова оказалась в комнате, где на столе бесконечно переливался золотистый
танец.
Она прошла за портьеры и, оказавшись в мягком расходящемся
свете и снова услышав слабый музыкальный звук, почувствовала, как изменилось
состояние троих людей, ожидавших ее. Генри и м-р Кенинсби стояли рядом, словно
только что оборвали разговор, и смотрели друг на друга отнюдь не дружелюбно.
Она тут же сообразила, что произошло видимо, Генри сам решил поднять вопрос о
приобретения карт. А отец с обычным своим упрямством, которое даже вполне
разумные его поступки превращало в неразумные, конечно же, отказал. Несомненно,
карты принадлежали ему, но манера держаться придала формальной правоте смысл
оскорбления. Так серьезно относиться к самому себе — это и значит оскорблять
всех остальных. Нэнси почувствовала, что мысль правильная, хотя и не смогла ее
отчетливо сформулировать. Своей непреходящей обидой отец бросал вызов всей
человеческой расе, он словно постоянно ожидал, что даже старшие дети младших
сыновей пэров вот-вот посягнут на его привилегии, наступят ему на пятки. Таким
оскорбленным и негодующим Нэнси и застала его, войдя в комнату.
Она вошла так стремительно, что прервала обмен репликами на
полуслове. Аарон и Сибил внимательно следили за ходом дискуссии и с облегчением
встретили ее появление.
— Ну вот и мы, — объявила Нэнси. — Генри, все
так здорово.
Ничего хорошего, тут же поняла она. И вообще ее «здорово»
совершенно не годилось для этой комнаты, движущихся фигурок, странной колоды у
нее в руке, совершившей чудо с землей, и уж тем более не подходило это слово
для описания враждебности на лицах отца и Генри, встревоженного взгляда старого
Аарона и непоколебимого восприятия тети Сибил. Нет, слово решительно не
годится, но раз другого нет, сойдет и это.
— Ну, кто первый? — она протянула колоду
Таро. — Папа? Тетя? Или вы, мистер Ли? Аарон отвел колоду рукой.
— Нет, нет, — торопливо проговорил он. — Они
ваши, лучше уж кому-нибудь из вас.
— Только не я, увольте. Я совершенно не склонен к
подобным удовольствиям. — М-р Кенинсби сердито засопел и отвернулся.
Сибил отказалась от колоды молча.
— Тетя, ну пожалуйста! — Нэнси вдруг ощутила, что
если тетя примет участие в игре, будет как-то безопаснее.
— Я действительно не хочу, Нэнси, только не
обижайся, — голос у Сибил был извиняющийся, но непреклонный. —
Слишком уж это напоминает попытку выведать чужую тайну.
