— Карты у тебя, милый?
Генри молча протянул ей масти Скипетров, Монет и старшие
карты Жезлов и Чаш.
— Интересно, сможем ли мы обойтись только этими, —
задумчиво проговорила Нэнси. Впервые с тех пор, как они встретились на террасе,
Генри посмотрел ей в глаза.
— Не знаю. Я о таком не слышал. То, что я пытался
сделать, теперь разрушилось; может, оно и к лучшему. Я-то думал, что делаю то,
что нужно…
— Я понимаю, — ответила Нэнси. — Генри,
ненаглядный мой, я действительно понимаю. Между нами теперь ничего нет. Ты
делал, и я делала, а теперь вот мы здесь. Но ты говорил, что мы можем
обратиться к Старшим Арканам и что они управляют младшими…
— Так и есть, — кивнул он. — Сила мастей,
даже полных, меньше, чем сила Арканов. Но вторгаться к ним вот так, без
подготовки, как мы сейчас, может быть очень опасно.
— Но мы ведь не можем ждать? — сказала
Нэнси. — Если даже время и терпит, то мое сердце — нет. Послушай, как оно
бьется. Поцелуй меня, Генри, и, если нас разведет в разные стороны, помни, что
я всегда хотела любить. А теперь займемся делом. Кто будет держать карты, ты
или я? И как нам вообще действовать?
— Делай так же, как той ночью, — сказал он, —
а я положу руки на твои и буду держать восемь оставшихся у нас старших карт, а
потом двинемся к столу. В тот раз мы остановились на полпути. Пусть в этот раз
Господь поможет нам, если Он есть. Я боюсь представить, что будет, если мы
войдем в ритм танца с неполной колодой.
— Все будет хорошо. Все будет просто
замечательно, — шепнула она, занимая свое место.
Все было как в прошлый раз, только теперь Генри боялся
больше, чем она. Протянув развернутые веером карты Таро в сторону танцоров, они
вместе сделали первый шаг. Почти сразу же над столом взлетела золотая дымка,
колыхнулась им навстречу, окутала и стала направлять, как и две ночи назад. Но
сегодня намерения Нэнси были настолько ясными и сильными, что она даже не
взглянула на Генри. Он же наоборот, бессознательно ища поддержки, заглянул ей в
лицо и поразился его отрешенному выражению. В следующий миг все заслонили их
собственные огромные руки, державшие карты, каждая из который была уже размером
с газетный лист. А потом раскрашенные фигурки двинулись и, словно обретая
собственную волю, поплыли из рук смертных существ.
Неуверенность, владевшая Генри, только оттеняла решимость
Нэнси. Она дюйм за дюймом, шаг за шагом неуклонно продвигалась вперед, и Генри
с иронией отчаяния подумал, что совсем не так представлял себе победу над
тайнами Таро. Он хотел прийти властелином стихий, подчинившим ум и сердце
одной-единственной цели, и привести за собой возлюбленную, друга,
единомышленника.
Генри не замечал, что отводит Нэнси роль слуги и орудия. С
помощью ее преданности он надеялся овладеть секретом могущества, открыть тайну
обители, откуда посылаются в мир завоеватели, герои, мессии, несущие людям
знаки горней власти. И вот итог: он послушно, как бычок на привязи, идет за
Нэнси. Она указывает путь вовсе не потому, что он так решил. Такова ее
собственная воля.
Занятый горькими мыслями, Генри не мог представить,
насколько мужество и устремленность Нэнси зависят от него самого. Да, она
пользовалась его знаниями, его силой, но если бы они не были созданы друг для
друга, не помогла бы никакая воля. Никто кроме Нэнси не смог бы стать острием
его силы, дать ей возможность концентрироваться и незаметно расти. В этой
мистерии, в этом золотом тумане она была жрицей, но право управлять таинством
давал ей он, Генри. Сама Нэнси готова была постичь любые тайны земные и
небесные, но думала она при этом, конечно, не о себе.
Она сделала еще один шаг. Огромные листы карт дрожали,
разлетались по ветру, который вдруг обнаружился и здесь, в самом центре
золотого облака. Одна за другой карты покидали ее руки, преображались в живые
существа. Вот мелькнула полупрозрачная, освещенная малиновым и лазурным светом,
Дама Чаш. Отдалившись, она вдруг стала отчетливо видимой женщиной в короне и
длинном одеянии с малиновой чашей в руках. Возник ненадолго Валет Денариев, но
облако почти сразу же поглотило темнокожего юношу в чужеземных одеждах с
сияющей монетой.
Полупрозрачные руки Нэнси уверенно и быстро сновали в
тумане. Они были величественнее и прекраснее, чем вылетавшие из них и уносимые
ветром видения, а рядом она видела прикрывавшие и поддерживавшие ее ладони
сильные руки Генри. Никак иначе его присутствие не осознавалось; просто если бы
не эти другие руки, она осталась бы одна. Но Генри был рядом, и теперь четыре
руки стремились вернуть назад стихию, которую по неосторожности высвободили две
из них. Сила Нэнси, порождение ее преображенной Любви, уничтожала самосознание,
плескалась в ней и рвалась навстречу откровению, где ждала ее сила еще более
могущественная. Нэнси продолжала идти.
На четвертом шаге Генри потерял ее. Он никак не мог
избавиться от своей горькой иронии, он все еще воспринимал мир разделенным: он
— и Нэнси; они с Нэнси — и карты Таро, карты — и золотые фигурки. Целостного,
единого видения не получалось. В очередной раз пожалев, что все обернулось так
не правильно, он отвлекся всего на мгновение — и Нэнси исчезла. Его руки были
пусты, облако по-прежнему клубилось вокруг, но рядом больше никого не было. Он
сделал еще шаг и остановился. Ветер ударил в лицо так крепко, словно, похитив
девушку, хотел теперь разорвать его в клочья. Вместо редких дуновений на Генри
надвинулась сплошная стена. Ему пришлось сильно податься вперед, с трудом
удерживая равновесие. Он все еще словно сражался с метелью на террасе. Но если
там он был умелым чародеем, управлявшим стихиями, насылавшим их, чтобы
сокрушить врага, то теперь все изменилось. Его надежды развеялись в прах,
власть ускользнула из рук. Любовь Нэнси к нему и к чему-то более великому, чем
он, засияла во мраке, разгоняя черное отчаяние, голос Нэнси позвал его за
собой. Следуя за ней, он оказался здесь; теперь он думал только о ее спасении.
Пусть он сгинет, пусть исчезнет весь мир, лишь бы только ее миновали опасности
этого сверхъестественного места. Еще недавно он подсмеивался над ее страхами, а
теперь страх за нее переполнял его сердце. Золотистый туман проник в горло, он
закашлялся. Облако стало плотнее, Генри ничего не видел. Но хуже всего была
мысль о том, что он потерял Нэнси, что она осталась одна.
А потом что-то коснулось его. Поначалу он даже не заметил
этого легкого прикосновения к своей лодыжке. Но едва он попробовал шевельнуть
ногой, как понял, что его держат, и держат крепко. Он торопливо взглянул вниз,
но в плывущем золотом тумане ничего не разглядел. Он попытался оторвать ногу от
пола и не смог. Он медлил нагнуться, чтобы высвободиться; туман под ногами
казался особенно плотным. Генри резко дернул ногой, хватка сомкнулась сильнее,
что-то обвило и вторую лодыжку. Это, несомненно, были чьи-то руки, он
чувствовал пальцы. Встретившись с таким противником, бессмысленно биться, как
испуганный ребенок. Если в этом месте действительно обитает нечто враждебное, с
ним можно справиться только сохраняя самообладание. Однако, что же делать?
