Джоанна снова закричала, но уже обычным голосом, а дети
оторвались от игры и повернулись к ней. Джоанна метнулась по ступеням и,
оказавшись внизу, снова вскрикнула, словно от нестерпимой боли, пошатнулась и
рухнула на пол. Золотой свет, потревоженный криком, задрожал и исчез.
Анабель смотрела во все глаза, но теперь видела только мисс
Кенинсби и старуху, лежащую ничком у подножья лестницы. Гости опередили Анабель
и раньше нее подоспели к несчастной. Они торопились, но и тут словно соблюдался
некий порядок. Первыми были влюбленные, так и не разомкнувшие рук, за ними
спешил м-р Кенинсби, все еще не сводивший глаз с Нэнси и лихорадочно
повторявший про себя, что он просто обязан находиться как можно ближе к ней,
что бы ни случилось. А следом подбежали Ральф и Стивен, хотя и оставившие
взаимную вражду, но все еще настороженные. Три великих ордена — милосердия,
разума и силы — прислали своих слуг, имевших разные степени посвящения. Они
сошлись возле Джоанны и Си-бил, опустившейся на колени перед несчастной. М-р
Кенинсби заглянул через плечо Генри. — Она угомонилась? — с надеждой
осведомился он. Нэнси тоже опустилась на колени, и теперь уже две пары рук — ее
и Сибил — стремились облегчить страдания и утешить. Анабель, очнувшись наконец
от завораживающего сновидения — а чем еще могло быть то, что она видела? —
по собственному почину помчалась за водой. Аарон присоединился к остальным.
Джоанна открыла глаза, и взгляд ее отыскал Нэнси. Сначала неуверенно, потом все
пристальнее всматривалась она в озабоченное юное лицо и наконец вздохнула с
огромным облегчением. Джоанна протянула дрожащую руку, Нэнси пожала ее. Старуха
пробормотала что-то, и Нэнси ответила так же неразборчиво. Сибил поднялась, и
брат тут же подошел к ней.
— Что она делает? — спросил он, сам не понимая,
почему вдруг перешел на шепот. — Извиняется, что ли?
Сибил ответила не сразу. Она смотрела на него и улыбалась;
затем, по-прежнему улыбаясь, обвела взглядом зал, и глаза ее задержались на миг
на горстке праха там, где она раньше стояла — на горстке золотой пыли, уже
рассыпающейся мелкими частицами, такими легкими, что движение воздуха
подхватывало и уносило их. Зримое воплощение танца исчезло навсегда. Сибил с
нежностью поглядела на то, что осталось от восхитительных золотых фигурок,
потом повернулась к брату и сказала:
— Она нашла свое дитя.
— Неужто? И где же оно? — м-р Кенинсби даже обвел
глазами зал, словно ожидая увидеть эту новую неприятность.
— Она думает, что ее дитя — Нэнси, — пояснила
Сибил.
М-р Кенинсби вздрогнул от неожиданности, попытался
переварить это известие, но тут его с неизменным «Извините, сэр» аккуратно
отодвинула с дороги подоспевшая Анабель.
М-р Кенинсби сердито проводил ее взглядом и недоуменно
повторил:
— Нэнси?
— Она так думает, — сказала Сибил.
— Но как же… как же возраст? — запротестовал м-р
Кенинсби. — Девушка двадцати лет никак не подходит ей в дочери — тогда уж
сорока, если она думала, что ребенок растет, или четырех, если она об этом не
думала… Но уж никак не двадцать.
— Она искала то, что бессмертно, — сказала
Си-бил. — А возраст… — легким пожатием плеч она отмела это вздорное несоответствие.
М-р Кенинсби ошарашенно посмотрел на нее и опять
почувствовал, что немного побаивается сестру, хотя и не может сказать, почему.
— Но, — начал он снова и вдруг припомнил еще одно
неопровержимое доказательство, — но я все время думал, что у нее был
мальчик. Я точно помню, кто-то рассказывал мне, что это был мальчик. Она что
же, думает, что Нэнси — мальчик? Может, ты имела в виду Генри?
— Нет, — отозвалась Сибил. — Я имела в виду
Нэнси. По-моему, не так важно, девочка это или мальчик. Она думала, что ее дитя
— это Мессия.
— О! — только и мог произнести м-р
Кенинсби. — А Нэнси, по-твоему. Мессия?
— Почти, — ответила Сибил. — Будут еще и
страдания, и сердечные муки, но пока — да. Ну, может, чуть-чуть не дотягивает.
