Кот поднял металлический костыль, закрепил его, бросил в раскрытую сумку масленку. Кажется, с петлями все. Кот потянул на себя правую створку ворот, вытащил камень из альпийской горки, сложенной рядом с забором, подложил его под ворота. Потянул на себя вторую створку. Ржавые петли, даже смазанные маслом, неожиданно заскрипели. Этот скрип, похожий на крик проснувшегося младенца, оказался таким громким, что, кажется, его услышали на другом краю поселка. В ту же секунду Кот сгинул где-то в тумане.
— Мать твою, — Рама врезал кулаком по спинке пассажирского сиденья. — Вот же сука.
Теперь он смотрел на окна дома. Если хозяин проснется, то первым делом выглянет в окно, а затем врубит свет. Это займет минуту, не больше. Нужно немного выждать. Корзун, разумеется, сразу заметит, что машина на месте. Но спросонья в такой темноте, может, не разглядит, что створки ворот распахнуты настежь.
Капли падали на ветровое стекло, постукивали по крыше и капоту. Рама уставился на светящийся в темноте циферблат наручных часов. Дом, большой и мрачный, как склеп, кажется, спал. Вдали за забором поднималась стена хвойного леса. Секундная стрелка сделала полукруг. Второй полукруг. Ни одно окно не засветилось. Кажется, пронесло.
Кот открыл заднюю дверцу, положил сумку на коврик, устроился на диване.
— Ждешь, когда Корзун проснется? — прошептал он. — Заводи.
Рама расстегнул молнию внутреннего кармана, достал электронный ключ, не похожий на обычные автомобильные ключи. Никакой планки с зубцами, только продолговатая рукоятка, похожая на узкий брелок. Подобно обычному ключу она вставляется в видоизмененную прорезь замка.
— С богом, — сказал Рама.
Он сунул ключ в замок. Через секунду сработала система электронного распознавания «свой-чужой». Система разблокировала руль, включила зажигание и стартер. На холостых оборотах двигатель работал почти бесшумно.
— Смотри, — Рама указал на нижнее крайнее окно.
В окне мерцал едва заметный огонек, будто в комнате засветили яркую свечу или керосиновую лампу. Кажется, изнутри кто-то отдернул занавеску, потянул в сторону вертикальные жалюзи. Точно, хозяин уже на ногах. Через мгновение в квадрате окна показался мужской силуэт. Саженные плечи, толстая шея, всклокоченная голова. Корзун опустил шпингалет, дернул на себя ручку, но оконный блок, разбухший от сырости, не поддавался. Корзун дернул сильнее, едва не выдрав ручку.
— Давай, жми, — заорал Кот. — Ну, давай. Жми, тебе говорят.
Рама включил задний ход, вырулил на улицу, слишком узкую, покрытую талым снегом. Килла, истомившийся от ожидания, упал на переднее сиденье, хлопнул дверцей.
— Ну, сегодня наши не пляшут, — сказал он и вытер кулаком мокрый нос. — Жми, Петя, жми. Все получится.
Окно распахнулось. Корзун высунулся наружу, уперевшись левой рукой в мокрый подоконник, выставил вперед правую руку. Грохнул выстрел. За ним второй. Из ствола револьвера вылетел сноп искр. Колеса проворачивались в снежном месиве. Рама вывернул руль, дал передний ход, затем задний, снова передний. Машина едва не повалила соседский забор. Вцепившись в руль мертвой хваткой, Рама выровнял машину. Из-под протекторов вылетел фонтан грязи.
Мерс рванулся с места, вильнул. Машина плохо держала дорогу, колеса пробуксовывали.
Николай Семенович Корзун проснулся, будто его толкнули в грудь. Зевнув, он уставился в темноту. Интересно, что его разбудило. Марина, подогнув ноги к животу, крепко спала. Тишина. Только капли дождя постукивают по жестяному подоконнику. Николай Семенович подумал, что с Мариной ему повезло, девчонка первосортная. Конечно, она не прима-балерина и не ведущая манекенщица из журнала «Вог». Но внешние недостатки отходят на второй план, в постели девчонка такая заводная, такая горячая, что у мертвого встанет. Даже без «виагры».
Показалось, за окном что-то тихо звякнуло. Что это может быть? Или послышалось? Но он вроде не страдает слуховыми галлюцинациями. Корзун лежал, вслушиваясь в неясные звуки ночи. Сонливость как рукой сняло. И тут донесся совершенно отчетливый скрип ржавых петель. Ветер не мог распахнуть ворота, обмотанные цепью.
Сбросив одеяло, Корзун выскочил из постели, шагнул к выключателю, но вспомнил, что свет в поселке вырубили вчерашним вечером. Может, оно и к лучшему. На цыпочках, Корзун подкрался к окну, отдернул занавеску и выглянул на двор сквозь щель в вертикальных жалюзи. Светлый «мерседес» стоял на прежнем месте. Туман, темнотища. Месяц, пробившийся из-за туч, освещал двор слабым мертвенным светом. Корзун увидел длинную тень, которая медленно проползла по асфальтированной площадке и пропала. В груди похолодело. Одна створка ворот распахнута настежь. Вот появился силуэт человека, кажется, распахнулась вторая створка. Ничего толком не видно. Проклятый дождь.
Корзун перевел дыхание. Впечатление было такое, будто кто-то, даже не человек, а неизвестная науке тварь, запустила лапу между ребер и вытащила из груди его большое доброе сердце. Неожиданно вспомнился тот день, когда вместе с женой Ритой Корзун совершил пробную поездку на новой, еще не оплаченной машине. Тогда он сказал жене: «Теперь я занимаю такое общественное положение, что больше не могу покупать тачки, угнанные в Европе. Сама понимаешь, не тот статус. „Мерседес“ — моя первая машина, купленная легально, в московском автосалоне».
«Конечно, — ответила Рита. — С таким высоким общественным положением нельзя ездить на сомнительных машинах. У тебя друзья — депутаты Парламента. А Василий Васильевич, тот вообще… Как высоко взлетел».
Тихая, какая-то пришибленная жизнью, она всегда и во всем соглашалась с мужем. Даже если он нес полную ахинею.
Корзун в два прыжка добрался до кровати, упал на мягкий матрас, с силой толкнул Марину в плечо.
— Что, что? — женщина села на кровати. Бретельки ночной рубашки сползли с плеч. — Коля, что…
— Мой «мерседес» угоняют, — сказал Корзун и не узнал собственного голоса, какого-то надрывного, с хрипотцой. — Угоняют тачку.
Он провел рукой по прикроватной тумбочке, мобильный телефон здесь. Корзун снова вскочил, рванулся к окну, задернул шторы. Чиркнув спичкой, зажег свечу, выдвинул ящик тумбочки, вытащил шестизарядный револьвер «Стерлинг» девятого калибра. Разорвав упаковочный картон, высыпал на одеяло патроны.
— Что ты делаешь? — Маринины глаза напоминали белые пуговицы. Она сидела на кровати, таращилась на револьвер, прикрывая лицо ладонями. У нее дрожали не только пальцы, дрожали даже предплечья. — Что ты собрался сделать? Зачем тебе оружие?
Корзун сунул Марине в руки мобильный телефон и аккумулятор.
— Звони в ментовку, — приказал он.
Открыв барабан, стал рассовывать патроны в гнезда. Пальцы слушались плохо, патроны сыпались на пол. Наконец он справился с револьвером. Натянул джинсы и свитер. Марина тыкала пальцем в кнопки телефона, но дисплей не загорался. Видимо, за эти дни аккумулятор успел сесть. Черт, как это не вовремя.
