Финогенов присел у письменного стола на краешек кресла, обитого тонкой кожей, вытащил из-за пазухи листок тетрадной бумаги, исписанный бисерным почерком, и передал хозяину. Последний год Финогенов работал водителем грузовика, доставлявшего на строительство склада в производственной зоне щебенку и песок. Когда машина стояла под разгрузкой, у него была возможность выйти из кабины и беспрепятственно поговорить с любым зэком, передать письмо, привезти на продажу водку или чай. Письма Коту от Димона Ошпаренного он доставлял два раза, получая за это хорошие премиальные.
Упав в кресло, Ошпаренный положил ноги на стол и пробежал взглядом ровные строчки. Кот писал, что его вызывал начальник. Разговор получился хорошим, и теперь настроение у него поднялось выше крыши. Потому что дело идет к развязке, и мыкать горе ему, судя по всему, недолго осталось. А через день начальник вызвал снова. На этот раз разговор оказался коротким. Начальник прямым текстом объявил, что Костю выписывают из санатория через пять дней.
"Что было между нами, – писал Кот об их с Димоном отношениях, – забыто, точнее, я стараюсь это забыть. Потому что ничего уже не поправишь, а пацанов не вернешь". Еще он просил встретить его у вахты, когда он будет выходить. Шмоток у него нет никаких. Конечно, голяком его за ворота не выпихнут. Но хорошо бы обеспечить хоть какой-нибудь прикид.
– Все срастается, – сказал вслух Димон. – У тебя когда следующий рейс на зону?
– Послезавтра.
– Найдешь Кота, передашь ему на словах, что встретить его не смогу. Пусть приезжает в Москву поездом. И дует по адресу. Или позвонит, я его подхвачу у вокзала. И деньги ему передай.
Димон полез в брючный карман, но водила взмахнул руками.
– Этого не надо. Деньги у него с того раза остались. Лучше не давать. Найдут при шмоне и... На хрена нужны лишние неприятности.
– Логично, – согласился Димон.
Он весело посмотрел на Финогенова. Водитель явно чувствовал себя не в своей тарелке. Такие квартиры он видел на картинках в журналах. А вот теперь сам попал в зазеркалье, где живут богатеи вроде этого Димона. Почесывая затылок, Финогенов, прикидывал про себя стоимость вещей, стоявших в комнате. Переводил взгляд с богатой люстры на стены кабинета, обитые гобеленовой тканью, со стен на картины, с картин на богатые шкафы, инкрустированные медью и украшенные ручной резьбой.
– Ты кури, – сказал Димон, – не стесняйся. Тебе эта картина понравилась? – он показал пальцем на полотно в золоченой раме, висевшее у него за спиной. – Это Поль Сезанн. – Димон задумался на секунду и пояснил: – То есть это не сам Сезанн нарисовал. Это копия. Очень хорошая дорогая копия. Написана почти сто лет назад. На подлинник у меня денег не хватает. Пока не хватает.
– Сазан? – переспросил Финогенов, так и не рискнувший закурить. – Похоже на кликуху.
– Это фамилия. Ну, художник такой был, французский. Картина называется "Дом повешенного". То есть натурально в этом самом доме удавился мужик. А Сезанн нарисовал дом.
– А на фиг его рисовать, если там человек руки на себя наложил? И дом так себе. Ни красоты, ни радости.
– Ну, не знаю, – ответил Димон. – У Сезанна ведь не спросишь. Потому что он того... Сам давно в ящик сыграл. И закопали. Значит, не нравится?
Финогенов пожал плечами, мол, у богатых свои причуды и мозговые завихрения. В своей квартире, даже в щитовом дачном домике эту мазню он никогда бы не повесил. Сколько бы она ни стоила, хоть тысячу долларов. А Димон, видать, большие бабки вбухал в "Дом повешенного".
– Не то, чтобы не нравится, – Финогенов боялся оскорбить художественный вкус Ошпаренного. – Мрачная картина. На любителя. А вот кабинет у вас хороший. Как в Третьяковской галерее побывал. Тут посидишь, сам художником заделаешься.
– Ладно, – махнул рукой Димон, заканчивая дискуссию на высокие темы. – Чего он велел на словах передать?
– Ничего такого, – помотал головой Финогенов. – Сказал, что в письме всего не напишешь. Мол, встретитесь и потолкуете. И просил напомнить насчет вещей. Чтобы вы не забыли.
– Не забуду. Еще что?
– Ничего. Благодарил за деньги и харчи. У него все пучком.
Димон, не скупясь, сунул водителю в лапу несколько крупных купюр и проводил его до лифта.
* * *
Вернувшись в кабинет, он долго шарил по выдвижным ящикам шкафов, распаковал пыльную коробку, забитую всякой мелочью, пока не нашел, что искал. Застекленную фотографию двадцать на пятнадцать в самодельной рамочке. Темный лак на ней облупился, а стеклышко треснуло в углу. Димон протер свою находку салфеткой, поставил на стол, включил лампу.
На фото – четверо старых друзей. За ними открывается вид на ровную, как зеленая скатерть, поляну, дальше – река, на другом берегу темнеет хвойный лес. Леха Килла держит биту, положив ее на плечо, как винтовку. Словно готовится кого-то треснуть по репе. Рядом Петя Рама, накрыл влажные плечи махровым полотенцем и сжимает в ладони пивную банку. Он улыбается. Улыбка глупая, похоже, что Рама оприходовал не один литр пива и, чтобы согреться после купания, добавил кое-чего покрепче. Следующим стоит Костян-Кот, он, как всегда, серьезен, морщит лоб, словно думает о чем-то важном, наверное, о делах. Или предчувствует близкую беду. Черт знает, о чем он тогда думал. Последний в ряду – сам Ошпаренный. Позируя фотографу, распахнул полы ветровки и с шутовской улыбкой демонстрирует полосатый тельник.
Они фотографировались, когда ездили за город на шашлыки. Расставили на огромном пне пустые бутылки и банки, стреляли по ним из пистолета, извели кучу патронов. А потом... Удочек с собой не захватили, и Димон спьяну предложил половить раков, засучив штаны, залез в мелководную речку. Вода была прохладной, а течение быстрым. Он поранил ногу о корягу, выбрался на берег на карачках. Кто-то из парней наскоро перевязал ступню носовым платком, обломал молодую осинку и сделал Димону что-то вроде посоха или костыля, чтобы тот спокойно дошагал до машины. Но идти он не смог, потому что кровотечение долго не останавливалось. Рама подогнал тачку ближе, принес аптечку. Хотели даже в больницу везти, но все обошлось.
В компании были еще две девчонки, только имена их стерлись из памяти. Одна из них при виде крови чуть в обморок не бухнулась. В общем и целом, несмотря на травму, все получилось весело и прикольно. Как всегда. Помнится, был самый конец лета. Это было последнее купание в речке, последние шашлыки в жизни Лехи Киллы и Петьки Рамы.
Телефон на столе зазвонил так неожиданно, что Димон, погруженный в воспоминания, вздрогнул от неожиданности. Голос заместителя начальника колонии по режиму казался очень близким, будто Чугур звонил из соседней квартиры.
– Дмитрий? Здравствуйте, я не очень поздно? – кум говорил нараспев, сладким голосом. Так разговаривают с избалованными детьми или высоким начальством. – Решил, что мое сообщение вас обрадует.
Димон ответил в том смысле, что готов выслушать приятные известия в любое время дня и ночи.
