– Он объяснит, – старшего охранника прошиб пот, лицо покрылось розовыми пятнами, а дыхание сбилось, будто он на гору воз тащил. Наверное, этот мужик лучше машет кулаками или стреляет из своей пукалки, чем разговоры разговаривает. – Обязательно все объяснит. Только...
– Что только?
– Только сейчас он очень занят. У Леонида Ивановича начальник службы безопасности Алексей Васильевич Круглов. Вот как только они закончат беседу...
– Ладно, – Оксанка махнула рукой. Ей стало скучно препираться с этими ничтожествами. – Закончат они. Жди. А вы чего стоите? Свободны. Заступайте на пост и... И караульте мой чуткий сон.
* * *
Охранники, облегченно вздохнув, вышли из гаража. И тут Дашка спохватилась: а вдруг этот начальник службы безопасности решит проверить кабинет хозяина на предмет наличия в нем жучков и других вредных насекомых. Тогда ее затея с прослушкой накроется. Мало того, если этот Круглов действительно крутой спец в своем деле, он запросто доберется до "Хонды", в которой установлена магнитола, пишущая на пленку все беседы, которые происходят в кабинете. Пожалуй, тогда ей голову открутят, как ржавую гайку. Легко и просто. И на добрую память засолят в бочке с капустой.
Оксанка предложила посидеть в ее комнате, глотнуть чего-нибудь тонизирующего, скажем, французского коньяка напополам с пепси-колой, но Дашка решительно отказалась, мол, после этого дурного дискотечного музона у нее башка раскалывается на части. Запершись в гостевой спальне, она разобрала постель, переоделась в пижаму и потушила свет. Из ее окна видно противоположное крыло особняка, где находится кабинет Захарова. Плотные гардины задернуты, только через узкую щелочку между занавесками пробивается полоска света.
Дашка, оседлав стул, таращилась в окна до тех пор, пока не замучила зевота, а голова не начала клониться на бок. Тогда она легла в постель, мысленно готовясь к худшему: жучок найдут, потом проверят ее машину. И те два увальня, что охраняют ворота, ворвутся сюда среди ночи и устроят ей кровавую баню. Дашка дважды поднималась из кровати, выглядывала в окно. Свет в кабинете Захарова погас в половине третьего ночи. Значит, все обошлось.
* * *
Убедившись, что вокруг ни души, Дашка села за руль и через двести метров свернула на узкую лесную дорогу, которая вела к заброшенной трансформаторной подстанции. Проехав по лесу пару километров, она остановила "Хонду" у бетонной будки без окон. На железной двери проржавевшая табличка: рисунок человеческого черепа, прошитого красной молнией, а внизу надпись – "Осторожно. Высокое напряжение".
Чтобы подышать свежим воздухом, Дашка распахнула дверцу, немного сдвинула назад сиденье и вытащила из хитрой магнитолы кассету с записями разговоров, которые Захаров вел в своем кабинете последние тридцать часов. Из бардачка она достала диктофон, наушники и переходник. Положила на переднее пассажирское сиденье портативный компьютер, подсоединила к нему диктофон и надела наушники. Решив начать прослушивание кассеты с конца, отмотала пленку и нажала кнопку "пуск".
Голос Захарова казался таким близким и четким, будто Оксанкин папаша сидел в салоне автомобиля.
– Мне твоя Даша активно не нравится, – говорил Леонид Иванович. – Этой девчонке палец в рот не клади. Откусит.
– А ты ей собирался положить в рот палец? – Оксанка разговаривала с отцом тем же тоном, каким накануне вечером разговаривала с его охранниками. – Интересная идея.
– Не юродствуй, мы не в рыночном балагане. И не цепляйся к словам, – Захаров говорил отрывисто. – Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. У этой Дашки родной брат на зоне.
– И что с того?
– А то, что ее брат – урка. А она его родная сестра. Я навел справки об этой девчонке – из близкой родни у нее только дядька. Тоже какой-то проходимец.
– Это еще почему?
– Ну, суди сама: человек держит на трассе сомнительную забегаловку. Торгует котлетами. Этот мелкий лоточник, он что, гигант мысли?
– А все окружающие должны быть непременно гигантами мысли? – Оксанка, кажется, завелась не на шутку. – Вроде тебя, да? Дядя Миша заменил Дашке родного отца, когда ее родители погибли. И этим все сказано. А чем он там торгует, французскими духами или котлетами, не имеет значения.
– Брось эту гнилую демагогию. Не подменяй одно понятие другим. Ты хоть понимаешь разницу между собой и этой Дашкой? Ты из прекрасной семьи. Твой отец... Я видный бизнесмен, с именем которого... Тьфу, объяснять неохота. Ты сама все знаешь. Мать... Ну, про нее и говорить нечего. Достойная женщина. У тебя блестящее будущее. Сначала заверши образование. А потом делай то, что считаешь нужным. Открывай бизнес, занимайся творчеством, музицируй. А Дашку, если уж она так дорога твоему сердцу, наймешь кухаркой. Или поломойкой!
В конце своего спича Захаров вышел из себя и перешел на крик.
– Спасибо, я обязательно прислушаюсь к твоим дельным советам, – ответила Оксанка. – А теперь объясни, что происходит? Почему меня посадили под домашний арест? Почему мне не разрешают отлучаться за пределы поселка? И вокруг полно твоих громил с пушками? Только вчера эти амбалы сказали, чтобы я не выезжала отсюда в вечернее время. А теперь и днем ворота закрыли.
– Есть вещи, которые тебе знать пока рано, – судя по голосу, Захаров успокоился и взял себя в руки. – Но я должен быть с тобой откровенным, потому что ты моя дочь. У меня серьезные разногласия с партнером, с Сашкой Зобиным. Он считает, что я не даю ему заниматься бизнесом. Хочет, чтобы я получил отступного – сущие копейки, и вышел из дела. Он – неуправляемый человек, просто психопат. Клинический случай. Поэтому я принял некоторые меры предосторожности.
– Значит, меня могут изрешетить из автоматов, если я...
Дальше Дашка слушать не стала, перемотала ленту и перевернула кассету...
* * *
Все утро Оксанка, закрывшись с отцом в кабинете, выясняла отношения, до хрипоты, до остервенения. Вернулась грустная, не похожая сама на себя. И сказала, что у отца серьезные проблемы, Леонид Иванович злится на весь мир, как с цепи сорвался, и Дашке лучше уехать прямо сейчас. Подруги встретятся, как только проблемы немного рассосутся и жизнь войдет в привычную колею.
Дашка, сделав вид, что очень расстроена этим известием, быстро собрала шмотки, спустилась в гараж. Положила дорожную сумку в багажник и чмокнула на прощанье Оксанку в щеку. В душе Дашка радовалась тому, что нашелся благовидный предлог, чтобы смыться, не привлекая к себе лишнего внимания. Если бы она сама заговорила об отъезде, Оксанка надулась бы, как мышь на крупу, разобиделась и стала приставать: что за спешка, кто тебя отсюда гонит?
* * *
Подумав минуту, Дашка решила слушать кассету с самого начала, перематывая ленту, когда разговоры Леонида Ивановича и его собеседников касались непонятных производственных вопросов или уходили в сторону от главной темы.
С кем именно разговаривал Захаров, можно догадаться без особого труда. Человек, которого он величал Пал Палычем, очевидно, был одним из компаньонов Захарова. Беседа вертелась вокруг каких-то облигаций и других ценных бумаг, которые Леонид Иванович почему-то хотел срочно продать, а Пал Палыч не советовал их сбрасывать, мол, лишний нал сейчас никому не нужен, а к концу года пакет бумаг поднимется в цене процентов на двенадцать, а то и на все пятнадцать.
