* * *
Увидев, что бумер и "хонда" исчезли из поля зрения, Круглов дал команду водителю поворачивать обратно.
– Мы пропустили поворот, – заорал он. – На этой хреновой улице и был всего один поворот. И мы его проморгали.
Власов, притормозив, развернулся, поехал назад. Свернул направо, попетлял по узкой дороге между пятиэтажных домов, выскочил на параллельную улицу. Впереди развилка, дорога уходит вправо и влево. На правой полосе дороги открытый канализационный люк, джип вильнул в сторону, вылетел на встречную полосу. Вот оно... Посередине развилки, перед столбом, стоит "хонда". Машина осела на левую сторону, видно, только что поцеловалась со столбом. За темными стеклами девчонки не видно. И бумер исчез неизвестно куда. Власов хотел остановиться, но сердитый окрик Круглова заставил его убрать ногу с педали тормоза.
– Бей ее! – истошно заорал Круглов. – В водительскую дверь. Давай. Приказываю.
Проверив ремень безопасности, Власов газанул. На заднем сиденье послышалась какая-то возня. Кто-то подал голос, но не сумел даже пары слов сказать. Круглов сгруппировался, готовясь к удару, уперся ногами в пол, он, как обычно, не пристегнулся ремнем. И в первый раз в жизни пожалел об этом. Через секунду двухтонная машина влетела в переднюю часть "хонды", смяв ее, как консервную банку. Раздался скрежет металла, звон бьющегося стекла и... длинная автоматная очередь... Дальше – тишина.
* * *
Круглов, приходя в себя после удара, с усилием открыл глаза. Из раскрытого рта на пиджак и белую сорочку капала слюна вперемешку с кровью. Это он при ударе о приборную панель прикусил нижнюю губу. Круглов, медленно приходя в чувство, выпрямил шею, испытав приступ боли. На лобовом стекле кровавые подтеки. Значит, девчонка пыталась в последнюю секунду своей жизни выбраться из обреченной машины и подставилась под передок джипа. Но кто тогда стрелял? И в кого?
А, вот оно что... Кровь на стекле не с внешней, а с внутренней стороны. Круглов повернулся к водителю. Власов, наклонившись вперед, безжизненно повис на ремне безопасности. Вместо правого глаза черная дыра. Изуродованное лицо и затылок залиты кровью. Язык вывалился изо рта. Господи, кровь везде. На стеклах, на баранке, на приборной доске. За свою следственную практику Круглов видал разные виды, но так и не смог привыкнуть к виду и запаху свежей крови. Казалось, желудок сдавили чужие пальцы, рот заполнила кислая слюна.
Когда сзади послышалась возня, чье-то сопение и тихий стон, Круглов, преодолевая боль в шее, повернул голову. На сиденье за мертвым водителем, наклонившись вперед и прижав руки к животу, постанывал Олег. Белая рубашка и брюки до колен уже пропитались кровью, изо рта бежал тонкий ручеек густой багровой жижи. У него два сквозных ранения в бок. Живот задело. Но он жив. Пока жив.
Вася Ключников, сидевший рядом с Олегом, положил автомат на колени, держа его за цевье и рукоятку. Парня била крупная дрожь, лицо, забрызганное кровью, бледнело, как молодая луна.
– Я не нарочно, – тихо сказал Ключников. – Палец лежал на спусковом крючке, когда мы врубилась в это чертову "хонду".
– Молодец, – с издевкой в голосе похвалил его Круглов. – Оказывается, ты хорошо стреляешь. Очень метко. Я и не знал за тобой таких талантов.
Круглов глянул на циферблат часов. С момента столкновения прошло полторы минуты. В момент удара, когда его бросило на приборную доску, придурок Ключников сумел пристрелить Власова, выпустив автоматную очередь через сиденье ему в спину. Одна из пуль попала в затылок и вышла из правой глазницы. Вторая пуля прошила голову чуть выше, вырвала кусок лобной кости и вылетела из головы вместе с мозговым веществом.
И он еще ранил в живот Олега. Тяжело ранил, все ранения в живот тяжелые, часто смертельные. И еще вопрос, сумеют ли они на разбитом джипе довезти пострадавшего до больницы до того, как он изойдет кровью прямо тут, в салоне. Круглов хотел открыть дверцу, потому что его затошнило.
Он уже потянул на себя ручку, когда услышал шум движка приближающегося автомобиля. В следующую секунду второй джип ударил в заднее крыло "хонды", припечатав машину к бордюрному камню. Чудом сохранившееся боковое стекло на дверце водителя "хонды" разлетелось на тысячи мелких осколков. Круглов равнодушно отметил про себя, что салон машины пуст, там нет ни девчонки, ни сообщников. Никого нет. Ни одной сволочи.
– Господи помилуй, – сказал Круглов, потому что других слов вспомнить не мог. – Господи, что же это?..
Глава девятая
Начальник колонии полковник Ефимов смотрел в окно на пустой плац и два микроавтобуса с затемненными стеклами. Из машин выбирались вооруженные омоновцы, которые прибыли сюда, чтобы Ефимову не взбрело в голову выкинуть какой-нибудь фортель. Схватиться за пистолет или еще что. Еще хозяин видел молодые деревца, посаженные пару лет назад перед административным корпусом колонии.
Анатолий Васильевич мысленно прокручивал свою жизнь вперед, словно киноленту с жестокой концовкой. Если для его жизни где-нибудь на небесах написан драматический сценарий, то Ефимов вернется сюда, в этот поселок при зоне, когда эти деревца вырастут большими. А срок ему предстоит тянуть на специальной зоне в Мордовии, где сидят менты, работники прокуратуры и другие важные персоны, которых нельзя засунуть в одну клетку с блатными. Потому что рядом с уголовным элементом Ефимов не проживет и пары дней: его тут же приговорят и кончат.
Разумеется, на суде с него снимут все звания и награды. И замять эту паскудную историю не помогут ни связи, ни деньги, что скопил на черный день. Ни хрена хорошего не светит. Суд, разумеется, примет во внимание его послужной список, положительные характеристики и всякое такое. Но обвинительный приговор и пять лет сроку, можно сказать, уже в кармане.
Впрочем, если не сгущать краски, не нагонять на себя смертную тоску, а посмотреть на вещи здраво и трезво, есть шанс отвертеться от тюрьмы. Это главное. И черт с ней с карьерой, которая кончится бесславно, черт с ними, с наградами. Лишь бы на свободе остаться. А для этого он готов... Он готов... Анатолий Васильевич так и не придумал, на что он готов ради свободы, как далеко он пойдет ради этой высокой цели. Голос следователя майора Юрия Девяткина вернул его к действительности.
– Что, наверное, надоело это зрелище хуже горькой редьки? – майор словно прочитал мысли Ефимова. – Один и тот же пейзаж из месяца в месяц, из года в год. Плац, бараки, забор и вышки. И собачий лай по ночам. Скучновато, да?
– Такова уж моя работа, – вздохнул Ефимов и вернулся за рабочий стол. – Я ведь начинал с самого низа. Потом учился заочно. Работал и снова учился. Здесь уже пятое место службы.
– Да, да, я читал вашу объективку, – кивнул Девяткин. – Всего-то один выговор, и тот не по делу. Остальное – только благодарности руководства. Дай бог каждому – вот такая биография.
Ефимову показалось, что московский гость, сделав паузу, продолжит свою мысль. Скажет, что теперь все хорошее в прошлом. И старые заслуги в расчет не принимаются. Но Девяткин сказал совсем другое.
